Дружба помогает нам больше узнать о себе самих

Psychologies: Говорят: «С другом радость вдвое больше, печаль вдвое меньше», — верно ли это?

Маргарита Жамкочьян, социальный психолог: Это не результат исследования, а житейское наблюдение. Мы знаем по опыту, что, поделившись печалями, испытываем облегчение: мы разделили беду на двоих. А вот с радостью все не так просто. Поделиться горем — это уходит вглубь истории так далеко, что нельзя сказать, когда это появилось.

Исследования социального поведения животных обнаружили, что стадо — слонов, например, — испытывает сочувствие, скорбь по поводу утраты. Это наше эволюционное наследство: любая культура обязывает нас разделять скорбь. И легче пройти путь сочувствия, чем путь совместной радости.

Даже слова такого нет — «сорадость». Только сейчас развитие общества привело к тому, что мы обратили внимание на радость. Но многие жалуются, что близкие не готовы радоваться с нами, что-то к этому примешивается невольно: зависть, ревность...

С чем связана эта новая потребность в совместной радости?

Думаю, она связана с тем, что мы продлили себе период молодости: теперь считается, что до 35 лет мы молодежь! Соответственно мы продлеваем дружбу — необходимый способ сосуществования в юности, хотим разнообразных ее проявлений. Радость становится нашей движущей силой, и тут мы вдруг замечаем, что иногда в радости не на кого опереться. Хотя в печали мы не одиноки.

Почему некоторые легко устанавливают близкие отношения, а для других это трудно?

Тут одной причиной не обойтись. Во-первых, уже сама потребность в общении у нас разная. Согласно Юнгу, есть два типа извлечения жизненной энергии: экстраверт ее черпает в разнообразии контактов, и если его лишить такого разнообразия, он начинает раздражаться, а потом угасать.

Хорошо известно, что тех, у кого ярко выражена экстравертность, нельзя брать в длительные и замкнутые экспедиции. Вы приглашаете кого-то как душу компании, который всегда готов веселиться, петь песни, но если ограничить его общение пятью собеседниками на несколько месяцев, и с ним произойдет метаморфоза: появится подавленность, раздражительность.

А у интроверта нет такой потребности в разнообразии. Есть другая: в двух-трех друзьях, но проверенных годами, кому он может доверять как себе, и неважно, как часто они общаются, они остаются на всю его жизнь. И разнообразие информации, которое служит источником энергии, он черпает в разно­образии состояний: интроверт к ним чувствителен и хорошо их распознает, отличая одно от другого.

А экстравертам менее интересны нюансы состояний, они плохо знают себя и наедине с собой скучают. Во-вторых, есть своего рода исполнительское мастерство, то есть реализация потребности. Бывает, что потребность в общении у меня высокая, но я робок, застенчив, испытываю напряжение, когда ко мне обращаются, я плохо считываю окружающих. И это вызывает тревогу, и мне непонятно, а что со мной не так.

Можно ли снизить такую тревогу?

Можно. Мы с коллегами проводили специальные тренинги по техникам коммуникации, дружеского равноправного общения. И как только участники усваивали эти техники, происходило нечто любопытное: не только увеличивалось их коммуникативное мастерство, но и снижалась потребность в общении, она становилась более избирательной. Появляется баланс: потребность сближается с реализацией.

В результате появляется уверенность в общении. А тот, кто привык устанавливать глубокие отношения, испытывает сложности в большом коллективе: глубоких связей не может быть много. В таком случае можно тренировать техники социальной активности, работу с аудиторией. Овладев навыками жизни в социуме, мы обучаемся разделять свое личное пространство, в которое мы не позволяем вторгаться, и социальное.

Насколько значима открытость для близости?

Открытость — это условие близких отношений. Ведь так и реализуется дружба: мы считываем то, что происходит с другим, и делимся тем, что происходит с нами. Это не значит, что тут нет проблем: у многих есть страх, что я протяну руку, а мне в ответ не протянут или, хуже того, в нее положат камень. Главное опасение участников тренинга коммуникации: я откроюсь, а другие нет. Но если я боюсь открываться, не получится полноценной дружбы: я буду отстраняться от своих чувств, и появится ощущение барьера.

Это распространенное переживание. Как возникает барьер в выражении чувств?

Такой барьер появляется, если наши чувства в детстве игнорировались. И это не всегда происходит в каких-то неблагополучных семьях. Бывает, что родители замкнутые, неласковые. Или слишком ориентированные на успех, на то, как надо. Потому что иногда достаточно того, что мать обнимет, прижмет ребенка к себе: телесный контакт очень значим для принятия на глубоком уровне.

Но если этого нет — например, для взрослых чувства ребенка не важны, а важно то, что требуется делать, — мы вырастаем хорошо воспитанными, но с убеждением, что имеют значение чувства других, но не наши, и мы отстраняемся от собственных чувств. Дружба при этом едва ли не единственное прибежище, потому что мы настроены на другого и даем друг другу ощущение понимания и принятия.

Что отличает зависимые отношения?

Один из признаков зависимых отношений — вы все время сосредоточены на чужой истории. Что как раз характерно для тех, кто отстранен от своих чувств: жить проблемами других, чтобы свои не болели. Это распространенный тип женской анестезии: чужие судьбы и события интересны и волнуют, вызывают восхищения и сочувствие. Таким образом вы передаете свой эмоциональный центр другому.

В дружбе естественно уступать, но если вы уступаете постоянно, это повод задуматься, нет ли здесь зависимых отношений. Не торопитесь разрывать такие отношения: может, они вас устраивают и каждый получает что хочет. Сначала спросите себя, хотите ли вы этого. Второй признак зависимости — когда вы реагируете обидой. За обидой всегда стоит Внутренний Ребенок, ранимый и зависимый. Так что если вы часто и болезненно обижаетесь, то есть смысл обратить на него пристальное внимание и позаботиться о нем.

Иногда нам кто-то нравится сначала, а потом мы видим, что он не такой, как мы думали...

Предлагаю посмотреть на это не как на заблуждение, а как на изменение. Ведь мы развиваемся и меняемся. И когда вас перестают устраивать отношения, которые казались хорошими, скажите себе: «Что-то изменилось». Дальше можно думать, что делать. Вывести отношения на новый уровень или прекратить. Стоит вспомнить, со сколькими друзьями детства у нас уже нет ничего общего! Самый типичный пример нарушения отношений — когда кто-то из друзей становится начальником. Отношения сразу меняются, и вы это чувствуете, но приписываете тому, что другой не выдержал испытания властью.

Однако дружба — это горизонтальные отношения, неважно, какие посты вы занимаете, лишь бы в отношении друг друга вы не были начальником и подчиненным. А как только вы занимаете разные положения по вертикали, дружба становится затруднительной, возникают обиды и непонимания.

Но если я думаю о том, что меня не ценят, принижают, игнорируют мои чувства, я считал другого хорошим, а он нехороший, — это неплодотворная позиция. Продуктивно — думать об изменении. Если считать, что друг вдруг испортился, остается только все больше обижаться, и в итоге вы поссоритесь. Впрочем, ссора — это тоже способ разойтись. Или пересмотреть отношения. Или их уточнить.

А без ссоры можно разойтись?

Чаще всего так и бывает! У нас постепенно становится меньше потребности в ком-то, расстояние увеличивается. Коммуникация воспринимается на физическом уровне: притяжение, расхождение, дистанция... Но бывает и так, что контакты прекращаются, а дружба нет. И двадцать лет спустя мы начинаем там, где остановились в прошлый раз, и сохраняем чувство, что можем обратиться к другу в любой момент. А ссора приводит к тому, что общение прекращается. Хотя и после ссор возможны примирения.

Насколько нам нужна дружба?

Дружба — совершенно необходимое социальное взаимодействие на том возрастном этапе, когда идет поиск собственной идентичности. Дружба нужна, чтобы ответить на вопрос, кто я такой. В 10–13 лет мы смотрим на другого и сравниваем себя с ним: чем я отличаюсь? Я хороший ученик, учусь лучше, чем другие. Я отличный друг — у меня друзей больше, чем у остальных. В 14–15 лет мы смотримся один в другого и ищем, что у нас есть общего, — так мы начинаем дружить: мы любим одно и то же, страдаем от одного и того же.

После 16 лет начинается период, когда мы смотрим на другого и видим его самого, а не наше сходство. И возникает глубокая, зрелая дружба, и любовь тоже: когда мы видим в другом другого и не предъявляем ему претензий, почему он не такой, как я, думает и чувствует по-другому. В это время поиск идентичности в целом завершается. Однако сейчас юношеский период растягивается до 25 лет, а то и до тридцати. Соответственно, и потребность в дружбе сохраняется дольше.

Но после тридцати у нас появляются следующие возрастные вызовы: мы начинаем искать смысл жизни, свое предназначение. И этого никто не подскажет– ни друг, ни мама с папой. Это путь собственного пробуждения.