Был ли Фрейд хорошим отцом?

«Письма Зигмунда Фрейда к детям (1907–1939). Неизданная переписка» и «Переписка 1904–1938 годов Зигмунда Фрейда и Анны Фрейд» меняют устоявшийся взгляд на Фрейда. Эти книги пока не вышли на русском языке, но уже изданы во Франции.

И благодаря им мы видим не сурового ученого, а проницательного мужчину с живым чувством юмора и восторженного отца, который вскоре после рождения старшей дочери Матильды пишет: «Моя малышка замечательно развивается, а по ночам знай себе спит, чем любой отец может гордиться!»

Фрейд назвал детей именами дорогих ему людей. Например, Матильда (1887–1978) была названа в честь жены Йозефа Брейера, коллеги и близкого друга Фрейда. А старший сын Жан Мартин (1889–1967) получил имя выдающегося невролога Жана Мартина Шарко, вместе с которым Фрейд учился в Париже. Имя среднего сына Оливье по прозвищу Оли (1891–1969) напоминало об увлечении Фрейда английским полководцем и лордом-протектором Оливером Кромвелем.

Младший сын Эрнст (1892–1966) стал тезкой физиолога Эрнста Брюкке — профессора Венского университета, который поддержал Фрейда в начале его карьеры. Средняя дочь Софи (1893–1920) была названа в честь жены близкого друга своего дедушки, отца Фрейда.

Младшая Анна (1895–1982), скорее всего, обязана своим именем дочери любимого преподавателя иврита Фрейда.

Софи славилась красотой, а вот внешность Матильды не вызывала больших восторгов. Ей нравилось читать и слушать оперу, она высоко ценила идеи своего отца и сама мечтала об исследовательской деятельности, для которой ей, увы, не хватало способностей.

По стопам отца сумела пойти младшая и более стойкая дочь Анна. Однако ей пришлось побороться за право стать его ученицей и получить из его уст признание: старея, он назовет ее своей Антигоной, именем дочери фиванского царя Эдипа.

Фрейд не настаивал на том, чтобы все шесть его отпрысков становились психоаналитиками. Мартин выучился на юриста. Оли — на инженера, но ему пришлось близко столкнуться с психоанализом, когда у него диагностировали обсессивный невроз. Эрнст стал архитектором.

Можно сказать, что Фрейд неплохо справлялся с отцовской ролью. По крайней мере, если мы примем психоаналитическое определение «хорошего отца»: это такой человек, который способен установить авторитет, задать ориентиры, уважая при этом индивидуальность своих детей и давая им развиваться по-своему.

Ни нравоучений, ни табу

С осени по весну Фрейд работал без устали от рассвета до заката. Он принимал пациентов или уединялся в своем кабинете, чтобы размышлять и вести записи, молчаливый, с вечной сигарой во рту. Однако летом вся семья собиралась в загородном доме, и родственные связи восстанавливались.

Многочисленные письма свидетельствуют о том, что всю семью Фрейд чрезвычайно увлекали горы, леса, природа и ее обитатели.

Дети не включались непосредственно в отцовские занятия, но и не были полностью в стороне: они были знакомы с большинством его коллег и пациентов. Фрейд ничего не навязывал своим отпрыскам, они естественным образом приобщались к «папиному терапевтическому методу». В детстве Мартин очень гордился тем, что он «старший сын Зигмунда Фрейда».

По ранним письмам видно, что Фрейд относится к детям как к юным взрослым, наделенным индивидуальностью, готовым к женитьбе или замужеству.

Со стороны отца никаких нравоучений, никаких запретных тем. Разговаривая с дочерями о здоровье, Фрейд не стесняется упоминать о менструации и описывать больное тело в его самых неприглядных проявлениях.

Уважение не мешает откровенности — он объясняет Матильде, что многие его студенты и пациенты мечтают жениться на ней из-за механизма переноса: эмоциональная связь, которая возникает между пациентом и терапевтом, заставляет их испытывать нежные чувства к его дочери. Так что ей не стоит строить иллюзий.

В 1912 году Фрейд пишет жениху Софи, фотографу Максу Хальберштадту, со свойственным ему необычным чувством юмора: «Моя маленькая Софи вернулась умиротворенная, счастливая, без тени сомнений, и рассказала, что обручилась с вами. Мы поняли, что нам не остается ничего другого, кроме как совершить формальности и дать свое благословение. Единственным нашим желанием всегда было, чтобы дочери дарили любовь в соответствии со своим свободным выбором, как и поступила наша старшая, так что мы можем лишь порадоваться этому событию».

Фрейд высказывает мнение по поводу выбора своих детей, но никогда не позволяет себе запрещать или сдерживать их желания. Он умеет тепло принимать их супругов, так что те никогда не чувствуют себя «второсортными» членами семьи.

«Держаться вместе» — вот девиз Фрейда, который помогает ему сохранять присутствие духа в самые тяжелые моменты, во время болезни или нацистской угрозы. В своих письмах к детям он почти всегда пишет «мы» или «я и мама». И это — решающий удар по теории, согласно которой Фрейд был патриархальным женоненавистником и ни во что не ставил свою жену Марту.

Он оказывает финансовую поддержку своим детям и внукам, даже уже взрослым, если они остаются без работы или им не хватает денег на лечение. Фрейду самому недоставало поддержки во времена учебы и в начале профессиональной карьеры, и он хочет помочь своим детям. В этом нет чувства превосходства. Его безупречная щедрость имеет в основе «то знание еврейского отца, которое ему необходимо как воздух и в жизни, и в смерти, — уверенность, что его дети ни в чем не нуждаются».

Когда в 1920 году умерла от гриппозной пневмонии Софи, Фрейд потерял желание жить. Он не мог забыть дочь и хранил в медальоне ее портрет. Но три года спустя его постигла новая утрата — трагически исчез его любимый внук Хайнерле.

Фрейд пришел в отчаяние, потому что «не было ни единого человеческого существа, и уж тем более — ребенка, которое было бы ему так же дорого, как этот мальчик».

Фрейд регулярно писал супругам своих детей и поддерживал контакт с Максом Хальберштадтом до самой своей смерти. В ноябре 1928 года он, уже старый и больной человек, пишет сыну Эрнсту: «Для меня было драгоценным опытом понять, как много можно почерпнуть у своих собственных детей».