Игорь Кон на ММКВЯ-2010
Символ новой России
Свою карьеру Игорь Кон начинал как преподаватель, но со временем его фамилия становилась все более заметной среди философов, социологов, психологов. Любовь к науке и желание исследовать ту сферу, которая до этого оставалась вне поля зрения советских ученых, к концу 1980-х гг. сделала его видной фигурой в российской науке.
Он был одним из первых в России деятелей, кто по-новому заговорил о сексуальности и гендере, иначе посмотрел на молодежные субкультуры и современное поколение в целом, а также обратил внимание на проблему сексуального насилия над детьми — тему, которая долгое время была табуирована в обществе.
Игоря Кона не стало в 2011 году — к тому времени им уже были написаны десятки книг и сотни статей, в которых он зарекомендовал себя как символ нового взгляда на науку и общество в стране, которая уверенно шла к демократии. Спустя 12 лет после смерти он остается столпом отечественного «мужиковедения», как сам ученый иронично называл свое направление в психологии.
Собрали 10 цитат из книги .
Цитаты Игоря Кона
«Повышение телесной открытости и связанная с нею проблематизация мужского тела имеют серьезные культурологические и психологические последствия. С одной стороны, эти процессы повышают уровень мужской рефлексивности и стимулируют усиление заботы о своем здоровье и красоте (эти вещи не совпадают, но тесно связаны). С другой стороны, выставляя, по доброй воле или вынужденно, свое тело напоказ и зная, что оно постоянно подвергается оценке, мужчины создают себе те же проблемы, с которыми всегда сталкивались и которые болезненно переживали женщины».
«Практически все исследователи согласны с тем, что отцовская мотивация и определение сущности и задач отцовства больше зависят от субкультурных и культурных факторов, чем от индивидуальных качеств. Многие мужчины формулируют свои отцовские цели в зависимости от собственных детских воспоминаний, стараясь подражать своим отцам или, напротив, исправлять их недостатки».
«Никакой угрозы мужчинам со стороны женщин, включая радикальных феминисток, я не вижу. Думаю, что современный мужчина, как и его предки, обладает достаточными адаптивными способностями, чтобы справиться с социальными вызовами эпохи».
«„Кризис маскулинности», о котором много говорят и пишут начиная с последней трети XX века, — прежде всего, кризис привычного гендерного порядка и традиционной маскулинной идеологии, которая перестала соответствовать изменившимся социально-экономическим условиям и создает социально-психологические трудности как для женщин, так и для самих мужчин».
«В основе традиционного образа „настоящего мужчины“ лежит идея гегемонной маскулинности, или маскулинная идеология, утверждающая радикальное отличие мужчин от женщин и право „настоящих“ мужчин властвовать над женщинами и над подчиненными „ненастоящими“ мужчинами. У этой идеологии глубокие биоэволюционные корни (доминирующий самец имеет репродуктивные преимущества перед более слабыми и зависимыми). Она господствует в любых спонтанных мальчишеских сообществах, в которых формируется мужская идентичность. Тем не менее она часто оказывается социально и психологически вредной, дисфункциональной».
«Универсального рецепта „мужского здоровья“, как и единого канона маскулинности, не существует. Разные люди выбирают наиболее подходящие для себя образцы самореализации».
«Очень многие проявления мужской агрессии связаны с символической культурой общества. Характерная черта всякой мужской культуры — силовые соревнования и драки, причем не только с чужими, но и среди своих».
«Во всех социальных слоях мужская дружба считается привилегированным, самым важным из мужских отношений, и все ее высоко ценят. Однако интимные излияния между мужчинами редки, в детстве и юности мальчики охотнее делятся своими переживаниями с сестрами, чем с братьями. Говорить с друзьями о своих слабостях, сексуальных проблемах и т. п. мужчины избегают, чаще говорят о работе, спорте, политике. Неуверенность в себе, чувство неопределенности своей идентичности и тревога у мужчин значительно чаще проявляются в отношениях с другими мужчинами, чем с женщинами».
«Единого „русского канона“ маскулинности никогда не было, нет и не будет. Синдром „несостоявшейся маскулинности“, при всех его глубинных предпосылках, тесно связан с обстоятельствами социально-экономического кризиса 1990-х годов и переживаниями тех мужчин, которые оказались в роли его жертв».
«Самоописания мужчин с „нереализованной маскулинностью“ очень часто воспроизводят синдром, который психологи называют „выученной беспомощностью“. Одна из социальных предпосылок выученной беспомощности — отсутствие демократии и реального опыта свободы индивидуального выбора».
