«Сейчас я в Лондоне. Тут у нас 7 утра, все еще спят. Только сын проснулся — но он не будет нам мешать. Да, Петенька? Закрой, пожалуйста, дверь, я немножко поговорю, ладно?» Еще два дня назад Юлия Высоцкая была в Турине, где ее муж, Андрей Михалков-Кончаловский, ставил оперу «Борис Годунов». Но уже сегодня улетает в Израиль. Потом — в Таиланд, Лос-Анджелес и опять в Лондон, чтобы через месяц сыграть на сцене московского Театра им. Моссовета Соню в спектакле «Дядя Ваня». Она на расстоянии руководит кулинарным журналом «ХлебСоль», за границей снимает передачу «Едим дома». И для нашей встречи она тоже выбрала соответствующий способ общения — скайп. «Мы и с детьми каждый день по скайпу говорим, когда улетаем. Это очень удобно. Полный эффект живого общения».
В нашем разговоре полного эффекта не получилось: Юлия предпочла общаться без картинки. Но голос я действительно услышала тот же — искренний и негромкий. Темный экран — как ограничение допуска в личное пространство. Ведь каждое воскресенье, в 9.20, она общедоступна — уже семь лет подряд. Ее дети, 11-летняя Маруся и 7-летний Петя, растут на наших глазах, играя, гуляя, делая уроки и пробуя мамины супы и десерты в программе «Едим дома». Но, впустив телевидение к себе на кухню, Юлия оберегает от шоу свою семейную жизнь. Она деликатно и твердо держит дистанцию — между бытом и работой; между работой и собой; между собой и знаменитым мужем. «Я всегда помню, что такое Андрей Сергеевич и что такое я», — спокойно повторяет Высоцкая.
Даты
- 16 августа 1973 Родилась в Новочеркасске.
- 1991 Поступила на актерский факультет Белорусской академии искусств.
- 1996 Знакомство с кинорежиссером Андреем Михалковым-Кончаловским.
- 2003 Премия фестиваля «Виват, кино России!» за лучшую женскую роль в картине Михалкова-Кончаловского «Дом дураков». Начинает вести кулинарную передачу «Едим дома» на НТВ.
- 2010 Роли мамы и феи в фильме-сказке Михалкова-Кончаловского «Щелкунчик и Крысиный Король в 3D»
Psychologies: В новом фильме Андрея Кончаловского «Щелкунчик и Крысиный Король в 3D» у вас две героини — взбалмошная мать и мудрая фея. А для своих детей кем вы бываете чаще?
Юлия Высоцкая: Думаю, я нормальная мамаша — иногда нервная, с постоянными «Не отворачивайся от стола!», «Не кроши хлеб!», «Ты руки помыл?». Надеюсь, дети воспринимают меня как родного человека, который их очень любит и которого любят они. Я могу быть очень строгой, наказать за что-то. У нас нормальные партнерские отношения. И совершенно не сказочные, к сожалению. (Смеется.) Хотя реальная жизнь ваших детей многим кажется похожей на сказку: они обитают в чудесном загородном доме, подолгу живут за границей, говорят на нескольких языках, едят волшебно вкусную еду…
Я делаю все то, что на моем месте сделала бы каждая любящая мать. Наверное, моим детям дано больше, чем большинству их сверстников в нашей стране. Но свои возможности они не воспринимают как безграничные. Они знают, что им можно, а что нельзя, они следуют определенным правилам. Например, им позволено только одно пирожное в неделю, да и то если нет замечаний по поведению или плохих оценок. Мне, конечно же, хочется их баловать и радовать. Но поскольку я часто и надолго уезжаю, то не хочу, чтобы мамино присутствие ассоциировалось у них исключительно с подарками: мама приехала, завалила их коробками и снова уехала. Неправильно это!
«Я ПОНИМАЮ, ЧТО СЛИШКОМ ТРЕБОВАТЕЛЬНА К СЕБЕ И ДРУГИМ. НО СТАРАЮСЬ НАД ЭТИМ РАБОТАТЬ»
Где и какими вы видите их в будущем?
Ю. В.: Не знаю, правда. Я бы хотела, чтобы они жили там, где будет хорошая экологическая обстановка и где они смогут себя реализовать. Вернее, наоборот: сначала — реализовать себя. Мало кто из нас сам решает, где ему жить и работать. Мы ограничены рамками своих возможностей — только здесь ты и можешь пригодиться, а потому будешь жить только здесь, потому что другого выбора у тебя нет. Чтобы быть нужным и «своим» в Италии, нужно владеть одним кодом общения, во Франции — другим, в России — третьим. И вот я делаю все, чтобы у них этот выбор был как можно шире — чтобы они везде могли найти себе применение. А еще мне важно, чтобы они много читали. Чтобы у них был хорошо развит вкус к тому, что хорошо, а что плохо.
Мы часто стараемся дать нашим детям то, чего нам самим не хватило в детстве...
Ю. В.: Мне ничего не хватило в детстве — а вам разве хватило? Я по-английски заговорила только в 23 года! Я была счастливым ребенком, но мне тогда никто ничего не дал! По крайней мере, мне досталось не больше, чем любой другой советской девочке, жившей в провинциальном военном городке. Но знаете, даже там я все-таки выросла человеком, который любит читать, смотреть хорошее кино... Я выросла человеком дисциплинированным. Любящим работать — это тоже немаловажно.
В интервью вы не раз говорили, что мать и бабушка вас баловали, не принуждали ни к какой работе — откуда же такое трудолюбие?
Ю. В.: Меня не баловали. Но действительно, делать ничего не заставляли — это и не нужно было: я все делала сама. И убиралась, и с младшей сестрой сидела. Но настоящая работа началась уже в институте, когда стало понятно: либо работаешь, либо вылетаешь с курса. Мною определенно двигало тщеславие, самолюбие. Ведь если не работаешь, значит, не будешь лучшим на экзамене, на показе. А если ты не лучший, зачем тогда вообще становиться актером? Потом я встретила Андрея Сергеевича — трудоголика, каких еще поискать. Он вообще не умеет отдыхать.
Что, по вашему ощущению, больше повлияло на вашу жизнь — работа или везение?
Ю. В.: По-моему, чтобы это понять, надо жизнь до конца прожить. Во-первых, мне действительно все время везет — пока везло, по крайней мере. Но с другой стороны, мне трудно себя упрекнуть в том, что я ничего не делаю, — я работаю настолько много, насколько позволяет здоровье. И если под лежачий камень вода не течет, то я уж точно не лежачий камень. У меня жуткий характер: я , слишком требовательна к себе и другим. Когда кто-то меня подводит, я очень расстраиваюсь — не могу представить, что я поступила бы так же. Но ведь это неправильно — других судить по себе! Я стараюсь работать над собой, чтобы быть менее требовательной. Если, скажем, случилось то, чего не должно было случиться, сначала выясняю, почему так вышло. А потом просто сбрасываю это с себя — физически переключаюсь на что-то другое. Знаете, на самом деле это легко сделать! Хорошая музыка помогает. Или можно детям сделать что-нибудь приятное. Например, пойти в кондитерскую и купить им то, что редко позволяешь. И всем сразу хорошо.
У вас, похоже, всегда есть дело, на которое можно переключиться, — семейные заботы, театр, кино, книги… А личное пространство, где только вы одна, — много ли места для него в вашей жизни?
Ю. В.: Процентов двадцать, наверное, — хотя смешно его цифрами определять. Но мне этого мало, конечно. Я очень люблю бывать одна. И редко себе это позволяю. Пожалуй, только когда бегаю по утрам. И пару раз в год мне удается уехать куда-нибудь на недельку одной, чтобы восстановиться.
Пять лет назад в интервью Psychologies** вы говорили, что хотите заняться медитацией, чтобы научиться расслабляться, обрести покой... Есть результат?
Ю. В.: (Смеется.) Я действительно стала спокойнее. Хотя по-прежнему могу замучить себя и окружающих своими требованиями, но я перестала относиться к этому как к своему недостатку. Перестала себя есть за свой перфекционизм. Сожаление — из-за того, что ты чего-то не сделал, неправильно поступил, — одно из самых разрушительных чувств. Теперь я меньше сама себя раздражаю. И знаете… у меня появилось такое ощущение, которого точно не было пять лет назад, — «если не сейчас, то когда?». Вот я тут целый месяц осенью проходила в короткой юбке и шортах. Не помню, когда еще осенью со мной такое было? Обычно ведь сапоги, брюки. Я сама смеюсь, и муж удивляется: «Что с тобой случилось? Я не мог заставить тебя надеть мини-юбку столько лет!» Такое хорошее состояние души, знаете, как в «Мадам Бовари», — только в отношении не любовных связей, а жизни вообще. Ни в двадцать, ни даже в тридцать лет я не понимала, что тридцать пять, сорок — это самый прекрасный возраст, настоящий расцвет. И мне очень нравится жить сейчас, очень. Я перестала взвешиваться, перестала уделять внимание идеальным формам — своим или чужим. Переживать: «Ах, как жаль, что мои ноги на пять сантиметров короче, чем у нее»…
Они ее вдохновляют
Вы и стрижку сменили недавно — оттого, что внутренне изменились? Долгое время у вас был очень женственный образ: длинные волосы, прически в стиле Грейс Келли...
Ю. В.: Не могу сказать, что моя прическа как-то соответствует внутреннему состоянию. Я давно хотела постричься иначе, но оказалось, что со стрижкой хлопот больше. Так что теперь снова отращиваю волосы. А что касается образа… Могу сказать, что по природе своей, наверное, я не слишком женственна. И движения у меня скорее резкие. Тут ничего не поделаешь — гены, я казачка. Сказать «баба», наверное, очень грубо. Но я такая, женщина-лошадь. Из тех, кто берется и делает.
Лет через пятнадцать какой вы видите себя?
Ю. В.: Хм… если о внешности, то, наверное, я все-таки постригусь коротко. Но в целом, думаю, сильно не изменюсь. Хочется видеть себя худой, подтянутой и бегущей. И умудренной какими-то медитативными занятиями. Хотя я пока не нашла своего учителя. Ищу и не нахожу. Может быть, процесс поиска — это и есть моя дорога? Может быть, мне и не суждено его найти.
По вашим словам, одного учителя вы уже встретили — вашего мужа. Вы ведь по-прежнему считаете себя его ученицей?
Ю. В.: Знаете, ученичество — очень ценное для меня состояние. Люди, которые учатся всю жизнь, — они живые. Они близки и понятны мне. В чем-то я могу назвать себя мастером. Например, могу хорошо сделать лимонное суфле. Но это не значит, что я отлично приготовлю любое суфле. И у Андрея Сергеевича я очень многому продолжаю учиться.
«Я ОЧЕНЬ ЛЮБЛЮ БЫВАТЬ ОДНА. И РЕДКО СЕБЕ ЭТО ПОЗВОЛЯЮ. ПОЖАЛУЙ, ТОЛЬКО КОГДА БЕГАЮ»
С каким ощущением вы живете?
Ю. В.: Мне важно жить с ощущением реальности. Хотя оно не всегда бывает безоблачным. Чувствовать реальность — значит понимать, что всегда, в любой ситуации все может быть «еще лучше», точно так же как и «еще хуже». Я неплохо говорю по-французски, но вполне могла бы знать этот язык лучше. Я довольна своим телом, но понимаю, что можно сделать его еще гибче, легче, послушнее. Ощущение реальности — это еще и трезвая оценка своего места в этом мире. Я работаю в театре, на телевидении и каждый вечер падаю без сил. Но ведь моя работа несравнима с тем, что делают спасатели или даже воспитатели в детском саду, — там все гораздо серьезнее! Я знаю свое место. И при этом постоянно думаю о том, как я счастлива — иметь то, что имею, быть там, где я сейчас. Я прекрасно понимаю, что могла оказаться совсем в другом месте — и неизвестно, была бы я так же счастлива.
Вы не раз признавались, что боитесь не оправдать доверие мужа. Сегодня что-то изменилось?
Ю. В.: По-моему, это вполне естественное чувство по отношению к человеку, которого боготворишь. Знаете, мне страшно повезло, потому что… Мое чувство, мое отношение к мужу сегодня такое же сильное, а может быть, даже и сильнее, чем было 14 лет назад, когда мы познакомились. И до сих пор — в работе ли, дома ли — для меня нет ничего лучше его похвалы. Он не требует от меня быть идеальной. Безупречной во всех отношениях. Муж часто говорит, что ему мило во мне все, включая и те качества, которые меня саму не устраивают. Для женщины это очень важно — знать, что ее принимают такой, какая она есть.
Вам не случалось ощущать себя Галатеей, которую ваяет великий скульптор?
Ю. В.: (Задумывается.) Знаете, все, что я могу, — это максимально искренне отвечать на ваши вопросы. Но в интервью невозможно полностью рассказать себя. Отношения двух людей невероятно сложны. Для меня очень важно, что мы до сих пор способны говорить часами. Нам не скучно говорить о наших отношениях — вот что прекрасно. Хотя у меня есть такое ощущение — «все так хорошо, что даже страшно».
Во что вы верите?
Ю. В.: Сложный вопрос. Я верю в жизнь. Верю в любовь, в отношения двоих людей. Верю в то, что они вдвоем могут построить что-то прекрасное. А если говорить о вере в смысле религии — наверное, я хотела бы верить тверже. Мне кажется, так было бы легче жить.
** Psychologies № 5, май 2006.
