«Грущу так, словно умерла моя бабушка», «Не представляю, каким будет мир, в котором Великобританией правит кто-то другой»… После смерти Елизаветы II такие высказывания то и дело встречаются на просторах российских соцсетей, не говоря уже о зарубежных. Но почему мы так сильно переживаем из-за смерти людей, с которыми никогда даже не виделись?
«Известные люди отличаются от „обычных“ незнакомцев тем, что они занимают больше места в нашей жизни. Мы к ним относимся определенным образом: любим и ценим труды их творчества, восхищаемся и вдохновляемся их образом жизни (или наоборот), их имена и факты их жизни мелькают в наших соцсетях, мы постоянно наблюдаем и даже говорим об изменениях в их жизненном цикле — свадьбах, детях», — объясняет доула смерти, основатель Death Foundation Саша Леа Адина Уикенден.
По ее словам, когда знаменитости умирают, место, которое они занимали, становится пустым, и это в любом случае переживается нами как потеря, а потеря — это всегда горько. Кроме того, смерть известных творческих людей сталкивает нас с потерей шансов на будущие произведения, которые эти люди могли бы создать — то есть с потерей наших надежд и планов.
«Помню, когда умерла Эми Вайнхаус, я очень грустила, что не выйдет больше ни одной ее песни, а ведь она так невероятно талантлива. Миру ценителей Эми тогда пришлось столкнуться с тем, что никогда больше не будет создано ничего ее голосом, в ее неповторимом стиле. И эту потерю нельзя заменить никакими другими исполнителями», — отмечает Уикенден.
Также важно разделять смерть известных людей в старости — как в случае с Королевой, с которой умерла целая эпоха, — и смерть относительно молодых известных людей, считает эксперт.
«В первом случае смерть была, с одной стороны, ожидаема, а с другой, два поколения людей не знали мира без Королевы Елизаветы. Они родились в мире, где она уже была, росли, когда она была, женились и рожали детей, когда она была, — поясняет Саша Леа Адина Уикенден. — Это как жить в доме с видом на гору всю жизнь, а потом в один день проснуться, выглянуть в окно и не увидеть там эту гору. Это может вызвать растерянность, страх, что если уж эта важная константа изменилась, то ничто не стабильно, ощущение выбитой из-под ног опоры и непонимания, какой теперь может быть моя жизнь без этой „горы“».
Именно поэтому так важно прожить весь годовой цикл с вопросом «А какая теперь я без этой горы?»
Какой будет моя осень, зима, весна и лето, когда каждый день я буду встречаться с осознанием, что я больше никогда не увижу эту гору из окна, никогда больше не сфотографирую осенний лес на ее склоне, никогда больше не увижу ее зимние вершины?
Дело в том, что за много лет присутствия «горы» в жизни мы наделяем ее определенными символами и смыслами, формируем с ней отношения и связи. «И с исчезновением горы нам горько не столько из-за ее отсутствия, сколько а из-за невозможности больше проигрывать эти связи. Становится непонятно, куда теперь направить все чувства, мысли и ощущения, которые мы раньше испытывали, глядя на эту гору», — подчеркивает доула смерти.
Если же умирает кто-то известный среднего возраста, то помимо всего прочего, мы еще и сталкиваемся с фактом собственной смертности. А это чаще всего запускает механизм горевания по потере иллюзии о собственном бессмертии. «И чем ближе образ жизни известного умершего человека к нашему (или чем больше мы стремились повторить такой образ жизни), тем сильнее будет такая конфронтация», — рассказывает Уикенден.
Еще один элемент — это наделение известных людей нечеловеческими качествами. «Кажется, что слава и богатство могут уберечь от бед, с которыми ежедневно сталкиваются „простые смертные“. И когда известный человек умирает, он тоже неожиданно становится „простым смертным“. А это потеря иллюзии проекции, которую мы сами же создаем вокруг известных людей, лишая их достаточно большой части человечности — возможности болеть, переживать и умирать, как и все остальные люди», — резюмирует эксперт.