На прошлой неделе мы опубликовали пролог истории. Теперь же представляем вам первую часть письма.
3–5 лет. Привычные наказания
Я знаю, с чего все началось. Мне было три года, летом мы снимали у одного глухонемого деда домик в деревне со смешным названием Поповка. Я шла по деревне, одна, тогда это было нормально, дети гуляли сами, и самозабвенно пела песню: «Колодец, колодец, дай воды напиться…» Меня окликнула женщина со своего огорода:
— Ой, а кто это у нас тут поет?
— Это я, — я подошла поближе.
— А откуда ты знаешь эту песню? — Я влезла на символический заборчик из двух поперечных палок — встала на нижнюю, чтобы было удобно разговаривать с тетей:
— А это я по радио услышала, мне эта песня очень нравится!
— По радио? Ну надо же…
— Что у тебя на ногах? — вдруг женщина изменилась в лице. Я опустила взгляд на ноги — там были красно-синие полосы.
— А-а, это меня мама наказала! — бодро отрапортовала я.
— Чем? — мрачно спросила женщина.
— Прыгалками, — так же бодро ответила я.
— За что? — совершенно убитым голосом спросила та.
— Не знаю, не слушалась, наверное, — задорно ответила я, спрыгнула с заборчика и пошла дальше, мурлыкая ту же песню.
Взгляд этой женщины мне запомнился надолго. Он был первым сигналом — это ненормально. Она раньше такого не видела, она была удивлена
В этой же деревне жила семья, а в ней мальчик Олег, который был намного старше нас с братом, нам было три и четыре соответственно, а ему, наверное, лет 12, точно не знаю, не вспомню уже. И мы частенько с братом бывали на участке у этой семьи, Олег с нами играл, добрый парень был, хорошие воспоминания с ним связаны.
Мы были у них во дворе, я прочитала что-то вслух — и все так удивились: «О, ты умеешь читать!» Мне это понравилось, я стала активнее демонстрировать свои навыки: «А что это на доске у вас написано брутО нетО? (брутто нетто) — это когда берут не то?»
«Не-е-ет, ну, это значит вроде как вес доски», — ответил дед Олега. В это время из дома вышла мама Олега и, стоя на крыльце, крикнула в дом: «Ма-а-ам!» Оттуда вышла бабушка. Я очень удивилась:
— Почему вы сказали «мам», это же бабушка Олега?
— Так это же моя мама.
— Как это?
— Ну, кто-то же меня родил, — весело заметила мама Олега.
Далее была удивительная для меня сцена — мама Олега и мама мамы Олега стояли и обсуждали планы на вечер, что они приготовят на обед и ужин, суп, блины. И это было так странно… Что они спокойно общались… Мама и дочь. Значит, так бывает. Это было огромное открытие для ребенка в три года. Мать и дочь могут просто разговаривать, на равных. Я видела, что они друг друга любят. Непонятные мне отношения, но настоящие, честные и такие естественные. Я подумала: «Вот так должно быть. Вот так правильно».
Дальнейшие события моей детской жизни были предтечей того состояния, в котором я пребываю долгие годы и по сей день. Состояние готовности перестать быть. Это в свою очередь предвестник суицидальных идей — самый главный, фундаментальный.
Первый случай, когда я перешагнула через инстинкт самосохранения, произошел в мои 5 лет
Это банально, но все из детства. Да, я хочу об этом поговорить, ведь раньше много думала об этом. Ты била меня за что-то, как всегда, и кричала мне привычные «скотина», «тварь», «сволочь». За что? Я не помню. Да и разве может быть какой-то настоящий повод так говорить ребенку в пять лет? Сколько себя помню, эти грубости были в ходу ежедневно, ну или через день-два. Разве может ребенок вообще быть настолько виноватым, чтобы заслужить такие слова? Они не задевали меня уже в этом возрасте, появился иммунитет. А битье? Брат очень быстро сдавался, ему тоже доставалось, но гораздо меньше, в нем не было сопротивления этому, лишь подчинение. Я же была упрямой: никогда, даже под ударами, не соглашалась с твоим… психозом.
— Будешь еще так делать? (Как? Что такого вообще может сделать ребенок?)
— Буду!
— Ах ты сволочь!
И вот тут я впервые подумала. Если даже она меня не любит, тогда зачем мне просто быть? И я поняла: мама, я тебя не боюсь, и я не боюсь смерти, а желаю ее. Я собралась, ощетинилась, как волчонок и закричала: «Зачем ты меня все время бьешь! Убей меня наконец!» И это были не пустые слова, я смотрела тебе прямо в глаза, полностью готова к смерти. Ты немедленно отвернулась и ушла в свою комнату, закрыв дверь, злобно буркнув по дороге: «Что за глупости ты несешь!»
Это был первый шаг на пути к бездне, которая уже распахнулась передо мной и больше никогда не закрывалась. Шаг к смерти и готовность к ней.
Если даже ты меня не любишь, тогда зачем я этому миру? Я лишняя здесь, я тебе мешаю. Мне было всего пять лет
В этом же возрасте, в пять, я и брат Андрей, на год старше меня, прыгали с кровати в коробку — было очень весело. Вдруг брат почему-то рассердился и толкнул меня, я ударилась об пол головой. Меня увезли на скорой. Помню, как красиво кружились за окном оранжевые шары-фонари, я закрывала глаза, а головокружение не прекращалось. Я летела куда-то, это было интересно, новые ощущения. Снова открывала глаза — фонари, оранжевые, очень красивые, кружатся и кружатся. Диагноз, конечно, сотрясение мозга.
Оказалось, что не первое. Ты рассказала, что в два года я упала с табуретки и ударилась головой. Так ли было дело? Мама, кто мне скажет, что произошло на самом деле? А эти необъяснимые приступы удушья, которые были во младенчестве? Могу ли я этому верить? Что сейчас изменит какая-то правда? Часто, когда я, маленькая, болела и лежала в кровати, накатывал какой-то ужас. Я боялась подушек, мне казалось, что они окружают меня и душат, что мне нечем дышать, и это длится, длится, воздуха нет, нет… Почему? Неважно, это просто мои фантазии, дети всегда думают всякую ерунду?
А папа? Я знаю, что только он искренне любил меня маленькую, это всегда держало меня, держит и сейчас, это дает слабое ощущение, что я нужна кому-то, зачем-то. Но я не понимаю, папа. Почему ты не защищал меня? Почему не остановил ее безумие? Почему позволил монстру отравить мою психику? Я не обвиняю, я принимаю, что ты не смог. Наверное, хотел бы, но не смог. Она была больна, а ты ее любил и всегда много работал. Может быть, ты и не знаешь, как все было на самом деле, тебя не было дома. При тебе она так не била меня. Но что это за эпизод, о котором вы так неохотно рассказываете, что вдруг я перестала дышать… И мама ушла из дома… А ты меня реанимировал… Ну, пусть это будет вашей тайной, я когда-то пыталась узнать больше. Хорошо, что я ничего не помню, не стоило и говорить мне об этом никогда.
Продолжение через неделю, 16 июля.