Сегодня она — главный гость популярного шоу телеканала ABC. И назначила мне встречу... на парковке его лос-анджелесской студии. Уж не знаю, как ей удалось точно рассчитать время, когда после шоу она появится на этой парковке. Но факт: минута в минуту, в 15.00 открывается дверь съемочного павильона и выходят четыре телохранителя. А за ними она: белый свитер, черная юбка, туфли на каблуках 12… нет, все 15 см. Тонкая талия, элегантный изгиб бедра, идеальные ноги. Человек-пропорция, я бы сказала. Она пунктуальна и идеальна… Но идеальность оказывается обманчивой. «Слушайте, дорогая. Извините меня. Тут все так завертелось…» — она говорит быстро, а я быстро понимаю, что интервью срывается. И тут она неожиданно добавляет: «В общем, жду вас дома вечером. В восемь». — «Но я не знаю, куда ехать!» — «Поезжайте по 101-му фривею и сверните в 30-й съезд. Это просто!»
Кажется, Дженнифер Лопес дала мне шанс проникнуть в секрет ее успеха: надо включить мотор, выбрать направление и просто двигаться. И прибудешь к цели, если не изменишь своему направлению…
К 8 вечера я оказываюсь в ее районе на западе от Лос-Анджелеса — фешенебельном, закрытом, отмеченном ландшафтным дизайном. Привратник предупрежден о моем приезде, и вот уже я иду к особняку из белого кирпича. Интерьер– воплощенная Лопес: современная роскошь, прикидывающаяся аскезой. Темные полы, серые гардины, мебель пастельных тонов. Меня встречает ее ассистентка Джилли, проводит в кабинет и говорит, что Дженнифер будет через 5 минут.
В кабинете все тоже воплощенная Лопес — мужская воля и женственность одновременно: деревянные панели на стенах и кресла с изогнутыми спинками, мех, небрежно брошенный на диван, и музыкальная установка мощности космического корабля. И книжные шкафы, содержимое которых проявляет художественные вкусы обладательницы: безусловная классика («Гроздья гнева» Стейнбека и альбомы мастеров Возрождения), правдивые мемуары (Артур Миллер и Норман Мейлер) и самонадеянные «учебники жизни» («Ложь пред алтарем: Правда о великих браках»).
Я делаю всего несколько шагов в поисках туалета и… неожиданно для себя оказываюсь в кухне, где хозяйка дома разговаривает с возлюбленным, Каспером Смартом. Я теряюсь, а она: «О, прошу прощения!» — будто это не я помешала, а она допустила некоторую бестактность… Просто удивительно. Фильмы с Дженнифер Лопес собрали в мировом прокате чуть не 2 миллиарда долларов. Ее альбомы продаются миллионами. Она суперзвезда и даже торговая марка — J.Lo™. Она живет за высоким забором, за амортизирующим ограждением из агентов. Так как же ей при всем этом удается оставаться живым человеком? Человеком, который смущается и извиняется...
Даты
- 1969 Родилась в Нью-Йорке, в семье IT-специалиста и воспитательницы детсада.
- 1987 Дебют в фильме Конни Кайзерман «Моя маленькая девочка».
- 1997 «Поворот» Оливера Стоуна.
- 1999 Ее первый альбом On the 6.
- 2001 «Свадебный переполох» Адама Шенкмана; регистрация товарного бренда J.Lo by Jennifer Lopez.
- 2004 Выходит замуж за музыканта Марка Энтони.
- 2008 Рождение близнецов Макса и Эмми.
- 2011 Развод с Энтони; роман с хореографом Каспером Смартом.
- 2013 Работает над документальным фильмом «Дженнифер Лопеc: Снова танцую» Теда Кенни.
Psychologies: Вам никогда не приходилось ощущать себя в ловушке собственной славы?
Дженнифер Лопес: Да нет. Я воспринимаю свою известность не как вожделенную цель, к которой я наконец пришла, а как нечто сопутствующее.
Сопутствующее чему?
Дж. Л.: Тому, чего я хочу на самом деле. Я объясню разницу. Просто для меня смысл не в том, чтобы быть певицей или актрисой, а в том, чтобы быть настолько хорошей певицей или актрисой, насколько я могу. Достичь предела себя, своих способностей, использовать их на 100%, проявить себя полностью. Смысл для меня вот в этой персональной… как бы это сказать… исполненности, что ли. А остальное — известность, большие деньги — это все веселый побочный продукт. Важнее всего — выразить то, что могу выразить только я.
Вы всегда жили с таким убеждением?
Дж. Л.: Родители решили, что я свихнулась, когда я бросила колледж и заявила им, что собираюсь профессионально петь и танцевать. Они сказали: «Дженни, это просто глупость. Никому из латинос этого не удалось!» И это было правдой: реально большого успеха в шоу-бизнесе ни у одного латино тогда еще не было. Но эту логику — «невозможно, потому что раньше так не было» — я просто не понимала. И совсем не обращала внимания на тот факт, что вступаю в зону величайшей конкуренции.
Почему?
Дж. Л.: Если я с кем-то и соревнуюсь, то только с самой собой — за лучшую себя… Я тогда ушла от родителей, смертельно с ними поссорившись.
Уже в зените популярности вы выпустили песню Jenny from the Block, где утверждали, что вы — все та же «Дженни с района», что и 20 лет назад. И вам тогда не очень поверили…
Дж. Л.: По логике никто из обладающих миллионными состояниями не может утверждать, что он сохранил себя. Черт возьми, да кто стал счастливее от миллионного состояния?! Самое большое счастье — это как раз не позволить внешним обстоятельствам изменить тебя до неузнаваемости. А я как раз узнаю себя. Себя ту, из Бронкса, из пуэрториканского квартала. Узнаю в себе все те лучшие и худшие черты, которые Бронкс во мне заложил.
Три ее стиля
Видимо, одна из причин всемирного, грандиозного успеха Дженнифер Лопес — ее умение соответствовать обстоятельствам при непоколебимой вере, что это в ее силах — преодолеть любые из них. И она всегда оказывалась способна меняться по требованию момента. Внешне тоже.
Стиль первый. Она говорит, что этот стиль до сих пор аукается в ней. Она все так же любит приодеться в майку с «нижним декольте» — открытым животом, шорты и вьетнамки. Она все так же привязана к массивным украшениям, серьгам чуть не до плеч и леопардово-зебровым принтам… У нас этот стиль считается, прямо скажем, «гопническим», а в Америке его определяют, позаимствовав название у фильма, снятого Робертом Де Ниро, как «сказку Бронкса». Того самого Бронкса, откуда Джей Ло родом.
Стиль второй. Лопес утверждает, что, когда она была танцовщицей, юбок у нее вообще не было. Что она ходила исключительно в джинсах, «трениках» и ботинках Dr. Martens. Тогда нужно было быть постоянно в форме, в движении, чтобы успевать на репетиции, выступления, новые кастинги. До гламура ли тут…
Стиль третий. Став звездой, Дженнифер начала блистать, причем с присущей ей решительностью. Так, в 2000 году на церемонии Grammy она появилась в зеленом платье из шелкового шифона от Донателлы Версаче, которое светские обозреватели помнят до сих пор, — декольте, спускавшееся значительно ниже пупка (буквально), а прочие части тела окутывал лишь зеленый туман… Ее стилем стала откровенная сексуальность. «Сказка Бронкса» преобразовалась в агрессивный шик. На церемонии Grammy в феврале 2013-го она появилась в черном платье, которое было признано «отчаянно смелым», поскольку полностью открывало ее правую ногу. Что, между прочим, вошло в противоречие с дресс-кодом, предостерегавшим участников от одежды, «открывающей излишне обширные участки тела». Но кто может диктовать правила Дженнифер Лопеc?
Например, какие?
Дж. Л.: Ну, я вообще-то несколько бесцеремонна. Есть во мне некоторое панибратство. Я прямая. Я уважаю социальный успех — а это все-таки комплекс, о человеке нельзя судить по степени его успешности. Я люблю знать о людях много — это тоже из Бронкса, в нашем квартале все про всех все знали: кто с кем, кто от кого, кто у кого. Я и сохранила привычку неосознанно собирать информацию о людях. Особенно личного характера. Стыдоба, но факт! Но я никогда не вмешиваюсь ни в чьи дела — опять Бронкс, там жили тесновато, да и по правилам гетто — сгрудившись, так что известная дистанция в отношениях была штукой необходимой.
Но ведь что-то с тех пор в вас изменилось?
«ЭТО НЕВОЗМОЖНО, ПОТОМУ ЧТО РАНЬШЕ ТАК НИКТО НЕ ДЕЛАЛ», — ТАКУЮ ЛОГИКУ Я НЕ ПОНИМАЮ!»
Дж. Л. Да, и я сама для себя отметила, что нечто важное изменилось. Одна девушка, она года три уже со мной работает, рассказала про своего возлюбленного. Что они давно вместе и ей уже хотелось бы более стабильных отношений, а он живет в доме своих родителей — ему так удобнее — и ничто не предвещает совместной жизни. Она просила у меня совета, что делать. А я — сама от себя не ожидала — вдруг сказала, что ей надо от него забеременеть и все встанет на свои места. Взяла и сказала. И вот этот мой совет… Во-первых, он совершенно против моих убеждений. Я советую человеку поставить другого в вынужденные обстоятельства, припереть к стенке. Осуществить над ним своего рода насилие. Во-вторых, он против моей привычки в чужую жизнь не вмешиваться. Я против всего этого! Но опыт, женский и житейский, подталкивает меня, говорит: такт — не лучший советчик. И если человек мне доверяет, а я отношусь к человеку искренне, то должна забыть о такте или там высоких принципах. Раньше я бы так никогда не поступила — держала бы дистанцию до последнего. А теперь нет.
Вы считаете, это называется женский опыт?
Дж. Л.: Это опыт пожившего человека. Причем на полную катушку — интенсивно, насыщенно. Да — и опыт женщины. Когда у тебя есть дети… ты на все смотришь под другим углом — на свои отношения с миром, с мужчинами. Я сказала, что той девушке надо завести ребенка еще и потому, что изменилась бы ее собственная система координат.
А ваша как изменилась?
Дж. Л.: С рождением детей я перестала быть номером один в моем собственном списке приоритетов. Теперь на первом месте они. Я даже не представляю, как могла выступать — а тогда у меня был мировой концертный тур — чуть не до седьмого месяца беременности! Сейчас я бы так ни за что не поступила: все мои мысли о том, что будет хорошо, удобно, здорово для детей. Я даже расстаться с ними не в силах — они ездят со мной по всему миру. Макс и Эмми родились с помощью кесарева сечения, и после операции я отказалась от обезболивающих — ну, я не пью, не курю, никогда никаких наркотиков, так что и обезболивающих никаких. И поэтому от боли я даже на руки их взять не могла. Появилась няня — всего на 6 недель, но появилась. Вот тогда меня и охватил этот ужас: ее они полюбят, а меня нет. На трезвый взгляд — бред, ну как там может любить существо двухнедельного возраста? Но мне казалось — может! Няню полюбит, а меня — нет. Могло показаться, что у меня истерика, но на самом деле так я пришла к открытию огромной важности — что можно любить кого-то больше, чем себя! Марк говорил: в форме подобных эмоций в тебе протекает гормональная буря. Но я вполне сознательно ощущала: я должна быть со своими детьми, эта любовь — самое важное в мире. Гормональная буря прошла, а это убеждение осталось... Наверное, после рождения детей я окончательно повзрослела. До того я жила будто в ожидании иной жизни, все готовилась к какому-то прекрасному «завтра». А дети дали мне понять, что «завтра» наступило, что мы живем в долгом «сегодня». Что нельзя испытать большей любви, чем к ним... А потом я совершила еще одно открытие. Удивительного чувства вины. Вины за то, что ты не можешь держать своего ребенка за руку, на руках всегда, в каждый отдельный момент жизни. Я испытываю это чувство до сих пор, хотя дети растут и скоро им даже мое присутствие не понадобится. Это какой-то первородный материнский инстинкт во мне говорит. Животный. Но мне нравится то животное начало, что в нас есть. Оно — наша самая искренняя часть.
Все-таки в вашем совете той девушке слышится что-то неоднозначное. Снисходительное отношение к мужчине как к управляемому существу, что ли…
Дж. Л.: Что вы! Ни в коем случае! Просто не грех иногда, знаете, взять на себя роль Судьбы. И я теперь точно знаю, что мужчины — в большинстве своем — любят детей от любимых женщин. И им безразлично, их это дети по крови или нет. Они легко оставляют своих детей, чтобы любить, так сказать, чужих. И эти чужие для них становятся более своими.
Вы уверены, что в вас не затаилась никакая обида на противоположный пол?
Дж. Л.: Нет! Я даже не считаю его таким уж противоположным. Да и главные люди в моей жизни, имевшие огромное влияние на меня, — мужчины. Мой папа. Он из категории святых мужчин — которые беззаветно заботятся о женщине, не способны ее даже мимолетно огорчить. Он так предан своим женщинам — маме и нам, трем дочкам. И каждая из нас знала, что отец всегда, при любых обстоятельствах, — наша поддержка. Когда-то я ушла из дому, хлопнув дверью, но все равно внутри себя чувствовала, что это понарошку… Другой важнейший для меня мужчина — мой бывший муж Марк (Марк Энтони, музыкант и певец. — Прим. ред.). Он — отец главной радости в моей жизни, моих детей. Даже после развода у меня нет на него обиды. Мы разошлись по взаимному согласию, хотя…
Хотя развод пережить тяжело.
Дж. Л.: Да. Мы были вместе 7 лет, и я просто не мыслила этого развода. Я выросла в сплоченной семье и, казалось, вот наконец обрела свою семью… Но все как-то пошло не так, мы перестали понимать друг друга. И вот развод. Я не погрузилась в депрессию надолго только потому, что категорически не хочу принадлежать к слу тех женщин, которые могут целыми днями лежать под одеялом, накрывшись с головой и пестуя свою боль. Некоторое время я все же была в депрессии, но точно знала, что ее надо пережить и идти дальше. Если бы я не ощутила себя взрослой, став матерью, я бы, может, и не пережила. Развод — это, вообще, штука для взрослых.
Ваш нынешний партнер моложе вас на 18 лет. Для вас ощутима эта разница?
«МНЕ НРАВИТСЯ ТО ЖИВОТНОЕ НАЧАЛО, ЧТО В НАС ЕСТЬ. ЭТО НАША САМАЯ ИСКРЕННЯЯ ЧАСТЬ»
Дж. Л.: Большая разница, да. Но как-то для меня за ней ничего не стоит. Мы делаем общее дело: Каспер — хореограф моего шоу, нам интересно вместе, у нас всегда есть темы для разговоров, у нас общие интересы. Мы вместе, просто потому что нам нравится быть вместе. И если люди расстаются, то разве по одной какой-то причине, скажем, из-за разницы в возрасте?
Вы считаете, что уже нашли формулу прочных отношений?
Дж. Л.: Прочных? Прочнее любви ничего нет. Хотя она прочна — но и хрупка, тверда — но и ломка… Остальное — только мы сами, наше усилие принять другого. Идеальных людей нет, и тот, кого вы любите, тоже не идеален. Надо просто принять его неидеальность. Раз и навсегда согласиться с тем, что тебе придется с тем, кого любишь, не соглашаться. Не соглашаться с ним самим, с какими-то его чертами, с тем, каким он иногда может быть. В этом для меня и смысл, и залог более или менее счастливых отношений. И потом, конечно, я вполне осознаю: если в моей жизни появляется мужчина, то он восполняет какое-то зияние во мне — недостаток какой-то части меня. Верю, что между мужчиной и женщиной возможна нерасторжимая связь, навсегда, до смерти обоих. Конечно верю — да я просто не имею права не верить в сказки! Я сама пример того, как сказки сбываются в реальности. Девочка из пуэрто-риканской семьи, латина из криминального Бронкса… Но вот вы теперь берете у меня интервью!
