Ар-брют: искусство, которое зародилось в кабинете психиатра

«Люди, имеющие душевную патологию, живут в реальности, которая сильно отличается от реальности здорового человека. Понять то, как устроен их мир, довольно сложно. И именно через искусство мы можем к нему прикоснуться.

Несмотря на то что все мы разные, мы видим мир и связи существующие в нем более-менее похоже. Творческие люди могут находить новые связи за счет работы воображения. А люди с расстройствами видят совершенно новые связи за счет искажения реальности. Именно это порождает их оригинальные идеи», — считает Александра Шеттлер, психолог и гештальт-терапевт. 

«Я счастлив, потому что все любят меня», — так называется одна из картин Луиса Уэйна, получившего известность в 1890–1900-х годах в Лондоне и Америке. На картине изображен самодовольно улыбающийся кот, который мог бы стать праотцом мемных котиков — любимчиков всех офисных работников.

Рисовать Уэйн начал в детстве, но сначала это были пейзажи. По данным искусствоведов, художник успел создать 150 000 рисунков, обложек книг, комиксов, рекламы, керамики и эскизов. И это несмотря на тяжелое психическое заболевание. Еще будучи десятилетним мальчиком, Уэйн начал видеть призраков: «Меня преследовали призраки — на улицах, дома, днем и ночью. Мне казалось, что я карабкаюсь по огромному бесконечному шару, снова и снова, пока от ужаса я не приходил в себя, и тогда видение исчезало».

Он не раз попадал в психиатрические клиники, но точного диагноза врачи не ставили. Подозревали шизофрению. Какой бы болезнью ни страдал Уэйн, его бесчисленные котики вызывают только умиление и восхищение. Потому что он их искренне любил и не только рисовал, но был одним из первых защитников прав животных в мире.

В 1922 году немецкий психиатр Ханс Принцхорн выпустил книгу «Искусство душевнобольных», которая содержала множество иллюстраций, собранных самим врачом в психиатрической больнице в Гейдельберге. Душевнобольные, которых он наблюдал, своими рисунками произвели впечатление даже на таких звезд, как Пикассо, — он так вдохновился, что решил создать собственную коллекцию чего-то похожего.

Исследователь ар-брюта парижский галерист Кристиан Берст нашел такое объяснение: «Можно утверждать, что истоки ар-брюта лежат в столкновении романтического мифа о гении и мифа о «благородном дикаре», о «человеке в его естественном состоянии».

Одному из своих любимых художников Генри Дарджеру, при жизни малообщительному работнику чикагской больницы, Бертс посвятил целый зал в Музее современного искусства Парижа.

Спустя десять лет после выхода книги «Искусство душевнобольных» живущий в Чикаго Генри Дарджер начинает иллюстрировать свою огромную сагу «В царствах нереального». Спустя еще сорок лет, в 1972 году, Дарджер просит своего друга перевезти его из маленькой квартирки, где он прожил всю жизнь, в дом престарелых. Также он просит навести там порядок и собрать кое-какие вещи.

На помощь приходит знакомый арендатор Дэвид Берглунд. Вывезя два грузовика мусора, Берглунд наткнулся на произведения искусства и сочинения Дарджера. Он рассказал об этом домовладельцу Лернеру — фотографу, который сразу осознал важность ценность этих работ. Именно благодаря Лернеру картины Генри Дарджера увидели свет. 

Дарджер прожил 81 год никому неизвестным, одиноким уборщиком больницы, который вел тайную жизнь писателя и уборщика. Коллекции его работ мог позавидовать даже самый плодовитый художник: более 350 акварельных и карандашных рисунков, большинство из которых объединены в три огромных «альбома», семь машинописных книг в ручном переплете, тысячи листов машинописного текста и многочисленные альбомы коллажей.

Ольга Макарова, аналитический психолог, считает, что ар-брют похож на необработанный психоз: «Когда мы говорим о творчестве, мы обычно подразумеваем сублимацию, здесь она тоже присутствует, но, пожалуй, в каком-то минимальном объеме. Как будто психотического слишком много, так много, что даже в сублимированном виде оно все равно выглядит как чистый психоз. Не зря ар-брют как жанр зародился в кабинетах психиатров.

Изначально это направление также включало в себя работы, выполненные «дикарями» и детьми. Это тоже, так сказать, категории граждан, которые не могут обрабатывать содержимое бессознательного, поскольку не имеют ни культурной рамки («дикари»), ни сформированной психики (дети)».

На протяжении всей истории искусства мастера стремились оставить после себя след: кому-то удавалось стать успешным при жизни, кто-то получил посмертную славу. Но художники ар-брют не только не стремятся выставить свои работы на всеобщее обозрение, они хотят быть невидимыми сами. Выбирают одиночество или затворничество, теряются в стенах психиатрических клиник или подземок больших городов.

Оливия Лэнг, писательница и исследовательница маргинальной культуры, называет их островитянами в толпе: «Люди в конце концов исчезают в больших городах, на глазах у всех, прячутся у себя в квартирах — по болезни или с горя, от душевного недуга или от стойкого невыносимого груза печали и застенчивости, от незнания, как втянуть себя обратно в мир. Одиночество взращивает, распространяет и подпитывает само себя. Стоит ему пустить корни, его уже невероятно трудно выкорчевать». 

Они не зарабатывают на картинах, потому что не предполагают такого варианта. Эти авторы творят ради самих себя и создают произведения без какого-либо повиновения традициям или моде.

Например, британская художница Мэдж Гилл творила ночами под влиянием духа. Роджер Кардинал, автор книги «Жизнь Мэдж Гилл», пишет: «Безумные импровизации Гилл имеют почти галлюцинаторный характер, каждая поверхность заполнена узорами в шахматном порядке, которые предполагают головокружительные пространства. Она работала под контролем Мирнинеста, ее духовного наставника, м искусство Мэдж остается загадкой». Наставник был вымышленным, но реальным для Гилл — она даже выставляла свои работы, но отказывалась продавать, полагая, что это разозлит ее духа. 

Ар-брют — это не только про рисунок. Писатели, скульпторы, фотографы и архитекторы, которые творили под влиянием духов или социальной неприспособленности, тоже являются частью направления. Авторы ар-брюта подчиняют грамматику и орфографию своему психическому состоянию. Например, роман того же Дарджера «История девочек Вивиан» повествовал о Царстве нереального и военной буре, вызванной восстанием детей-рабов.

Среди скульпторов одной из самых популярных можно назвать Джудит Скотт. Сейчас ее работы доступны зрителям многих музеев, а техника считается уникальной. Она родилась глухой и с синдромом Дауна и большую часть жизни провела в различных интернатах. Когда Джудит исполнилось сорок, она попробовала плести объемные композиции из ниток — коконы. Внутрь помещались различные предметы, символизирующие чувства. Закончив одну работу, она тут же принималась за следующую и в процессе создания одной из них заговорила.

Работы представителей ар-брют свидетельствуют об их душевном состоянии: полная концентрация на травме или болезни, которая поглощает и автора, и его картины.

Российский художник Александр Лобанов посвятил свое творчество автопортретам с оружием, чаще всего с фантастической двуствольной винтовкой Мосина. После войны он оказался в психиатрической больнице, в которой находился до самой смерти. Но первые признаки душевной болезни появились еще в семь лет, когда художник переболел менингитом и оглох. По одной из версий, заболевание спрогрессировало, когда родной город Лобанова — Молога — был расселен и затоплен при создании Рыбинского водохранилища.

Картины Лобанова похожи на рисунки в детских книжках. Да, в руках его героев оружие, но в глазах нет злости и агрессии. Может, это оружие символизирует попытку защититься от угроз внешнего мира, который не принимает тех, кто не вписывается в рамки. Его работы имели успех, а сам художник однажды побывал на собственной выставке.

Анна Суворова, автор книги «Аутсайдерское искусство в России», пишет: «Лобанов конструирует иного себя в своих рисунках и коллажированных фотопортретах, его „маска“ становится частью „Я“ художника. В сконструированных в рисунках образах Александр Лобанов становится личностью, которая имеет статус в обществе».

«Это точно искусство на любителя, такое же, как фильмы ужасов средней руки. Мы идем в художественную галерею или в кинотеатр, чтобы увидеть, как художник или режиссер что-то обработал, осмыслил, — уточняет Ольга Макарова. — Мы знаем немало творцов с психиатрическими диагнозами, чье искусство все же является способом контейнировать психоз, перерабатывать его. Здесь мы не находим ничего такого, просто необработанное темное содержимое психики.

Не всем приятно смотреть на эти картины, и это нормально. Так же как и не всем приятно смотреть фильмы ужасов. Вот ар-брют — это такое искусство. Очень архаичное, примитивное, прямое проявление Тени. Это совсем не значит, что ар-брют — «ненужное» или «плохое» направление. В каждом из нас есть все — и это тоже».