Тридцать первый год моей жизни выдался непростым. Переживая потерю близкого человека, я завалила себе работой, чтобы отвлечься. Трудилась одновременно в трех больших проектах, по выходным читала лекции, писала тексты, завела свой канал. Параллельно я давала концерты в клубах, записывала песню на студии и снимала клип. Я хотела, чтобы у меня не осталось ни времени, ни сил на горевание и скорбь. Я достигла в этом определенного успеха, но в итоге уволилась в никуда и сделала себе татуировку.
На первый взгляд это может показаться подростковым бунтом, но размышляя о причинах и последствиях, я поняла: как обычно, все не то, чем кажется. И мои поступки — это не кризис среднего возраста, не истерика, а принятие и познание себя, своего пути и осознания себя частью всего человечества. А казалось бы, всего лишь татуировка.
Принятие
Меня зовут Сююмбике. «Для друзей — просто Сима», как говорил тот самый человек, которого больше нет. Просто, да не очень: я много лет стеснялась и своего имени, и своей фамилии, и в целом своих корней и национальности. Поэтому для всех, да и для себя тоже, я просто Сима.
Меня назвали в честь бабушки. Ее — в честь казанской царицы Сююмбике, первой женщины-правительницы в исламском мире. По легенде, когда Иван Грозный брал Казань, Сююмбике, не желавшая идти замуж за русского царя, бросилась с башни, превратилась в птицу и улетела. На самом деле ее сослали в глухую татарскую деревню, где она прожила долгую жизнь, но падающая башня в Казани с тех пор носит ее имя. Моя бабушка тоже жила долго, ровно до тех пор, пока не забралась на свою башню, а точнее, не вышла на балкон, с которого она бросилась и разбилась насмерть, птицей, увы, не обернувшись.
Когда я думала, что набить, то сразу поняла, что это будет башня. Это словно моя графическая подпись — в этом символе заключено мое имя, история моей семьи и моего народа, с которым я не привыкла себя соотносить. Но мои привычки не меняют того, что я татарка, я из Казани. Изменить эти факты не в моих силах, нравится мне это или нет. Их остается только принять.
Библейский запрет на тату как раз и был связан с языческой традицией наносить себе ритуальные раны, скорбя по умершим
Однажды в баре нетрезвая и неизвестная мне женщина сказала: «Господи, как же меня бесит, что все тебя любят. Ну почему?» Ответ прост: Сююмбике с тюркского переводится как «любимая женщина». Принять это все-таки не так сложно, как мне казалось.
Человечество
По итогам этой рефлексии я отправилась набивать башню в тату-студию Disciplina — символично, что она находится на территории Измайловского кремля, в подчеркнуто русском окружении: терема, подворья, музей водки и хлеба.
Позднее, когда я начала узнавать историю татуировок, оказалось, что мои размышления не такие уж и оригинальные, а намного более древние, чем я сама. Известно племя маори, члены которого покрывали татуировками лица, — спиралевидные узоры несли в себе информацию о происхождении, истории и социальном статусе обладателя и по сей день остаются важной частью самоидентификации. Многие маори, когда возникала необходимость подписать документы, воспроизводили на бумаге уникальный узор своей татуировки.
Татуировка как способ пережить утрату — тоже не новинка. Библейский запрет на тату как раз и был связан с языческой традицией наносить себе ритуальные раны, скорбя по умершим. Исторически символическое значение менялось: у фракийцев и скифов тату говорили о высоком статусе и престиже обладателей; у древних греков и римлян татуировали рабов, особенно беглых, оставляли на лбу послания, означающие: «я беглец, верни меня хозяину». Слово «стигма» в переводе с греческого и есть татуировка.
Принятие решений
Когда я точно решила, что сделаю татуировку, я никому не сказала. Кажется, впервые в жизни я приняла решение сама, не переложив ни на кого ответственность, не дав возможности меня отговорить. «Мое тело — мое дело». Для меня это в новинку — я из тех, кому страшно брать любую ответственность, особенно за свою жизнь. Годами я просила помочь мне определиться с учебой, с работой, с жильем, да с чем угодно — ведь это так удобно, в случае неудачи всегда можно обвинить кого-то другого, главное — не себя.
Это было похоже на некоторое взросление, и тут я тоже оказалась не одинока. Во многих культурах нанесение татуировок было связано с обрядом инициации, переходом из одного жизненного этапа в другой. Считалось, что способность перетерпеть боль — это качество взрослого человека.
Настя
Стереотипное представление о тату-салоне как о темном подвале, в котором огромные бородатые мужчины причиняют людям боль, разбилось о Настю — изящную блондинку в черных латексных перчатках. Мы разговорились, и я начала рассказывать, как я устала от работы, как хочется быть человеком искусства, делать только то, что мне нравится.
Я уволилась с легким сердцем. Мне, конечно, страшно, но живой пример перед глазами внушает уверенность
Случайности не случайны — ну к кому я, осоловев от пиара, могла попасть? Конечно, к ней. Оказалось, Настя пять лет налаживала связи с общественностью, но тоже поняла, что ей хочется созидать. Она начала рисовать, нашла мастера, который обучил ее ремеслу татуировщика. Проработав пару лет в салоне, открыла свою студию. Студия черно-белая, светлая и просторная, черно-белые и татуировки: Настя говорит, что делает только то, что хочет делать, работает только в том стиле, который ей нравится (ее работы в Инстаграме) (запрещенная в России экстремистская организация). И это то, чему хочется у нее научиться.
Через два часа на моей руке появилась башня, а сам процесс оказался не таким болезненным, как я думала. При этом я увидела, как человек воплотил свою мечту — мы, конечно, обсудили, что близкие без восторга приняли Настин путь татуировщицы, но главной оказалась не поддержка, а внутренняя уверенность в правильности своих действий, верность своим стремлениям.
Это вдохновило и меня, поэтому я уволилась с легким сердцем. Мне, конечно, страшно, но живой пример перед глазами внушает уверенность. Через две недели, когда башня зажила, я давала концерт. Между песнями я отвечала на вопросы из зала и меня спросили: «Сююмбике, а вам не жаль, что безбашенной вас больше не назовешь?»
Нет. Мне не жаль.
