Андрей, 39 лет
«Наша пара за восемь лет пережила измены с обеих сторон, физическое и моральное насилие, обиды, манипуляции, страх, недоверие — все, только не холодность и равнодушие. Цепляем друг друга за самое живое. Мы дети разведенных родителей, есть и грустный опыт первых браков. Боюсь, все закончится расправой. Но мы все еще вместе ради дочери».
Екатерина Михайлова, психотерапевт
Вы с женой, Андрей, несколько заигрались в «проверку на чувства» третьей степени — отсюда скромная гордость за то, что у вас «было все, только не холодность и равнодушие». Оба слегка размялись в первых браках, знаете по опыту, что развод родителей — это плохо.
А как выглядят нормальные, пусть даже и не слишком романтические отношения в паре — не знаете, и воспроизводите ровно то, с чем знакомы: обиды, манипуляции, страх, недоверие.
Для пикантности — немного насилия. Очень бодрит, говорят. В оправдание «корриде» выдвигаете трогательный довод «ради ребенка».
Есть данные длительных исследований: дети «хорошего развода» практически ничем не отличаются от детей из полных семей. И что-то подсказывает, что они даже здоровее и уравновешеннее.
Для любого ребенка семья — норма, ролевая модель
Какова она для вашего дитятка (и что оно, скорее всего, воспроизведет лет через двадцать)? Что ребенок чувствует, когда вы цепляете друг друга за самое живое?
Вопрос не в разводе, а в том, что для вас с женой важнее: душевный покой дочери или непреодолимое желание что-то друг другу доказывать, захлебываясь в адреналине подростковых страстей.
Двое взрослых сознательно предпочли упиваться «краш-тестом», а вы не без кокетства сообщаете, что все закончится расправой. Дело ваше, конечно. Только оправдать жестокие супружеские игры интересами ребенка не получается никак.
Дети могут простить родителям почти все, кроме использования их в качестве оправдания родительских слабостей и капризов. Ключевое слово — «использование».
