«Искать себя, свое «Я» – как девочка из мусульманской семьи может даже думать об этом? Но у меня эта потребность оказалась сильнее всех правил. Наш народ называют «черкесы» или «адыги». И в нашем доме всегда жили именно по адыгским обычаям – они на Северном Кавказе более древние, чем ислам, который пришел к адыгам только в XV–XVII веках. Впрочем, в исламе многое совпадает с черкесским кодексом чести, обычаем почитать старших. В этих порядках такая глубина, мудрость... Мой папа до 30 лет не садился вместе со своим отцом за стол – это было бы неуважением. Только когда дедушка вставал из-за стола, к еде приступали родители. Мы в детстве тоже не садились за стол с папой – нам накрывали отдельно.
В детстве у меня отношения с Богом были очень явные, яркие. Я любила петь исламские зикры и чувствовала это удивительное состояние близости с Ним. Я просила Его: пусть мама будет здорова, пусть папа приедет пораньше, пусть папа привезет мне ботинки… Первые годы жизни я помню как трепетную мечту об отце – мне его всегда не хватало. Папа был дальнобойщиком, водил огромные фуры и надолго уходил в рейсы. А мама занималась хозяйством, которое было огромным – мы ведь жили в селе, у нас был большой сад с грушами и абрикосами, скот, куры… По образованию она акушер-гинеколог, но по специальности не работала, рано вышла замуж и воспитывала нас, четырех девочек.
Мама безумно любила отца, у них были нежные отношения и в то же время страстные, с шумными ссорами. Могли вечером затеять развод, а утром ворковали, как ни в чем не бывало. Но он уезжал, а весь дом – на маме. Помню, как она, хрупкая женщина, тащит ведрами уголь или сено через весь сад – а это полтора гектара, да по пояс в снегу. Плачет от бессилия, потому что замерзли руки-ноги, а потом снова тащит ведра воды... И мне пришлось с раннего возраста помогать маме по хозяйству. В селе мы жили до моих двенадцати лет, а потом переехали в Нальчик, на съемную квартиру. Мама с папой торговали на рынке яйцами, хлебом, но денег хватало только на то, чтобы прокормиться. Мне, привыкшей к сельскому простору, жить на пятом этаже бетонной коробки среди тараканов было невыносимо.
Жизнь резко изменилась, когда я поступила в училище искусств. Петь я хотела всегда. В детстве, едва начав разговаривать, хватала со стола то ложку, то вилку, брала, как микрофон, и пела. Папа решил дать мне шанс, и я поехала в Москву. Мне было 17 с половиной лет, а знакомых в Москве – никого. Почти два года проработала в казино «Кристалл», а потом попала на «Фабрику звезд». Я оказалась совсем в другом мире, как будто переселилась на другую планету, где все было ярким, но каким-то искусственным. Быстро пришли и заработки, и слава, и поклонники, но я не чувствовала удовлетворения. На вечеринках после концертов и алкоголь, и легкие наркотики довелось попробовать, и они мне даже понравились, но наутро чувствовала себя настолько гадко – даже вспоминать не хочется. Однажды в ночь после банкета мы с девчонками завалились ко мне, забрались на стеклянный стол, чтобы сфотографироваться, и стекло разбилось. Девочки успели отскочить, а я рухнула на осколки, и меня с глубокими порезами увезли в Институт Склифосовского. Это было так унизительно! Когда утром, вся потрепанная и заштопанная, я вернулась домой, посмотрела на себя в зеркало и просто зарыдала в отчаянии. Это был настоящий крик души: «Боже, пожалуйста, вытащи меня из этого, я не могу так больше!» Я ясно увидела, что качусь в какую-то яму, в ад, который создала своими руками.
И Бог меня услышал. Вскоре я соединилась с мужчиной, которого полюбила. Он был женат и жил в другой стране, но у нас были очень нежные отношения. Он видел меня такой чистой, невинной, что я невольно становилась такой. Можно сказать, возвращалась в свое естественное состояние. Я резко поменяла круг общения, перестала ходить на тусовки, бросила курить. Этот мужчина был для меня авторитетом, рядом с ним мне хотелось стать лучше: я занималась йогой, совершенствовала вокал, читала серьезную литературу. Помню, какое потрясение испытала, открыв «Розу мира» Даниила Андреева – я читала ее с ощущением, что все это давно знала, но почему-то забыла. Но у отношений с женатым мужчиной не могло быть никакого будущего, и мы расстались... Из группы «Фабрика» я ушла, а как дальше строить жизнь и карьеру, не понимала, я была словно между небом и землей, между старым и новым. Я не знала, зачем мне жить, ни в чем не видела смысла. Ходила на тренинги личностного роста, читала эзотерические книги. В книге «Две жизни» Конкордии Антаровой мне встретилась фраза: «Готов ученик – готов учитель». Я почувствовала, что мне нужен учитель, что я готова. Поехала в Индию отдохнуть – плавала, занималась дайвингом, гуляла. В последний день зашла в храм, совсем скромный с виду. И первое, что увидела, – огромное фото дедушки с седой бородой. И надпись на английском: «Зачем же ты боишься, когда я рядом?» Я разрыдалась и испытала странное чувство облегчения, пробуждения, как будто дверь в новую жизнь открылась. Оказалось, что храм построен в честь святого Ширди Саи Баба, который всю жизнь стремился примирить индуизм и ислам, говоря: «У всего только один Властелин». То, что в моей душе давно было соединено, но было только моей правдой, нашло подтверждение в этом храме: я все верно делаю.
А потом я обрела своего Учителя, гуру Шри Свами Вишвананду. На одной из встреч в большом спортзале в Голицыно, где люди лежали, сидели, пели мантры, я провела много часов, дожидаясь своей очереди. И там я пережила невероятный опыт, который трудно описать. Я вдруг перестала видеть людей по отдельности и осознала единство со всеми. Это было огромное переливающееся поле светящихся объектов. Меня разрывала любовь, она была такой сильной, что сразу брызнули слезы. А потом, уже утром, я все-таки подошла к Учителю. Он отвечал на мои вопросы, а когда я стала говорить о своих творческих планах, сказал: «Лучшее, что ты можешь сделать как публичный человек, – стать примером для других. Твоя жизнь будет твоей главной работой».
С тех пор прошло больше трех лет. Отношения учителя и ученика – это опора и утешение, источник света, но и испытаний тоже. Я всегда ощущаю его присутствие. Конечно, мое эго поначалу протестовало. Но если мы не готовы довериться тому, кто уже достиг чего-то, то как тогда нам смириться перед Богом? Изменились мои отношения с семьей. В юности мои поиски были довольно радикальными. Но как, причиняя боль родителям, мы можем рассчитывать на Божественное благословение? Учитель показал мне, что меняться нужно с любовью. Быть заботливой дочерью – в этой традиции заложен огромный смысл. Я по-прежнему мусульманка: мой интерес к другим традициям не означает вероотступничества. Скорее, это расширение границ моей веры. Главное послание Вишвананды – «любовь, терпение, единство», в его ашраме есть место для последователей всех религий. Сейчас я практикую Атма Крийя йогу. Ощутив ее силу, я поняла, что даже сцена, даже любовная связь не способны дать этого ощущения полноты жизни. Может быть, материнская любовь? Но ее я пока не испытала».
