Почему мне все время надо куда-то бежать?

Роберт Нойбургер: 50 сотрудников — с этим можно поздравить...

— Что касается новых рабочих мест, это да, но хорошо ли это для меня, я не уверен… Итак, у меня есть профессиональная жизнь, семейная и еще третья, общественная, и все это занимает много времени, потому что я всегда выкладываюсь. Все мои дни заполнены, но при этом я регулярно схожу с рельсов уже три-четыре года.

Р. Н.: В каком смысле сходите с рельсов?

— Мне не хочется возвращаться домой. Надо сказать, что тут совпало несколько событий. В 2013-м проблемы практически довели компанию до банкротства. Пришлось применять жесткие меры, включая увольнения. Год спустя все наладилось, но это дорого мне стоило. Кстати, у моей жены тоже были профессиональные трудности, из-за этого мы часто ссорились и у меня всегда находились причины работать без перерыва. Но потом все понемногу наладилось. Жена поменяла работу и теперь занимается тем, что ей нравится. А я стараюсь чаще бывать дома и заниматься детьми. У них все в порядке. В общем, все устроилось. Но вот вопрос, которым я задаюсь уже несколько лет: что меня все время гонит? Или я так всегда и буду куда-то бежать? Или я чего-то ищу?

Р. Н.: Давайте немного вернемся назад. Ваши родители живы?

— Да, отцу 80 лет, я им восхищаюсь. Мать всегда была дома, занималась нами, моими сестрами и мной. Отец был предпринимателем, но четыре года назад оставил дела. Он создал свое предприятие в год моего рождения. Хотел, чтобы я пошел по его стопам, но у меня были другие желания. И он это понял и не стал сердиться.

Р. Н.: Когда началась ваша любовная жизнь?

— Свою будущую жену я встретил во время учебы в лицее. Сегодня все усложнилось, потому что мы отдалились друг от друга. У меня было несколько искушений. В той области, где я работаю, всегда есть соблазны, так что поддаться нетрудно. Я сам никогда не искал приключений, но несколько раз отозвался на предложения. Отчасти потому, что мне хотелось попробовать, что это такое…

Р. Н.: Ваша жена знает?

— Нет, но и я к этому не относился всерьез. Это скорее экзотика, которую я себе позволил.

Р. Н.: Понятно. А она?

— Десять лет назад у нее был роман, я довольно быстро узнал об этом, и она тут же разорвала эти отношения. Я не ставлю это ей в укор, потому что я тогда очень много работал и редко бывал дома.

Р. Н.: Как было создано ваше предприятие?

— У меня появился проект, при этом я говорил себе, что через три года продам дело. Но клиенты шли и шли, так что я продолжал. Это последовательность циклов, и на каждом этапе возникают новые проекты. Сейчас я снова в начале нового цикла, вот только больше это не доставляет мне удовольствия. По правде сказать, я чувствую себя несколько потерянным. Когда я начинал, я был полон амбиций и надежд, а кончилось все банальностью, которая совершенно не мотивирует.

Р. Н.: Вы говорите, что почувствовали это разочарование три-четыре года назад. В то самое время, когда ваш отец отошел от дел.

— Да… Это был трудный момент. Он не хотел бросать свое дело. Ему было страшно остановиться. Но когда он все полностью оставил, он стал другим человеком. И этот человек хорошо себя чувствует.

Р. Н.: Как вы думаете, есть ли связь между тем, что он оставил дела и при этом хорошо себя чувствует, и тем, что с вами происходит?

— Не знаю…

Р. Н.: На самом деле вы сейчас оказались на вершине горы. В целом у вашей семьи все хорошо, ваше дело достигло пика, вряд ли оно будет расширяться…

— Да, это интересно. Так и есть. Я в середине жизни, мое предприятие в расцвете, и я тоже – в том, что касается дел. Но зачем все это? Куда я иду? По правде говоря, странно, что у меня все в порядке. Правда, сейчас я чувствую себя гораздо лучше, чем когда мы назначали встречу. Но у меня было несколько периодов, когда мне хотелось все прекратить. И свою жизнь тоже.

Р. Н.: Вы всерьез думали о самоубийстве?

— Всерьез? Вот не знаю. Время от времени на меня такое находит, но я далек от того, чтобы перейти к делу. Я не стремлюсь к риску, разве что в моменты тоски.

Р. Н.: Как бы вы определили эту тоску?

— Чего я боюсь, так это одиночества, смерти или что меня не будут любить…

Р. Н.: Это тоже чувство одиночества, хотя в реальности вы вовсе не одиноки. А что касается любви, ведь ваша жена привязана к вам и вы знаете об этом?

— Да, и я тоже к ней привязан, но наше общение сводится к повседневной банальности, и в смысле секса тоже…

Р. Н.: Она понимает, что с вами происходит?

— Думаю, она чувствует, потому что иногда я перестаю разговаривать, отсиживаюсь в своем углу, порой по несколько дней. Я пытаюсь отдохнуть, забыться. Я не разговариваю, потому что хочу сам разобраться с собой и не хочу делиться с ней этой тоской.

Р. Н.: Мне думается, что описанный вами синдром связан с тем, что вы вполне преуспели в жизни. Как раз в такой момент может появиться мысль о хрупкости нашего существования, чувство, что жизнь конечна. И то, что вы делаете, делается, чтобы не чувствовать этого. Это называется экзистенциальная тревога. Вы спрашиваете себя, зачем вы здесь, и мне кажется, что это превосходный вопрос! Неприятный, конечно, но превосходный.

Часто ответом на него становятся творческие взлеты, но перед этим предстоит коснуться дна. Часто именно там появляется какая-то идея, но никто кроме вас не сможет ее извлечь. Это действительно личное дело. Но им можно заняться в сопровождении терапевта, только надо правильно его выбрать. В случаях, подобных вашему, иногда говорят о депрессии. Хотя я ничего такого не вижу. И вы, кстати, можете найти для себя поддержку. Разную: духовную, психологическую, общественную, или это будет какой-то другой путь, который вас удивит. То, что вы сейчас переживаете, глубоко человечно.

— Ваши слова немного успокаивают. И в каком же возрасте происходит этот кризис? (Смеется)

Кризис среднего возраста у мужчин: пережить без потерь и вырасти как личность

Р. Н.: Я верю в вас. Я думаю, что у вас есть запас творческих сил. Но я говорил уже, что для того, чтобы воспрянуть, иногда нужно опуститься до самого дна. Позволить себе это. Принять все, что с вами происходит. Та пустота, которую вы чувствуете, она там. Никто не может ее избежать. Большая часть человеческих существ делает кучу вещей, чтоб спрятать ее от себя. Но наступает момент, когда мы с ней встречаемся лицом к лицу. Это происходит как раз тогда, когда мы во всем преуспели. Потому что в этот момент исчезает то, что побуждало нас двигаться вперед, своего рода иллюзия. Полезная, но все же иллюзия.

— Да, в этом есть смысл. Среди того, что меня пугает, – смерть моих родителей, хотя это в порядке вещей.

Р. Н.: Да, это заставляет задуматься. Часто мы понимаем, что время – это самое ценное, что у нас есть. И в этом я могу вам помочь не больше, чем самому себе…

Месяц спустя

Александр: «Эта встреча меня несколько озадачила. Я ждал, что меня выведут на чистую воду, или вскроется что-то новое, или я уйду с диагнозом, как если бы мне сказали: «У вас ангина»… Я надеялся услышать, что никакой депрессии у меня нет, но думал, что об этом я и сам мог бы догадаться. Но я оказался лицом к лицу с экзистенциальной тревогой, и это возвращает меня к привычному чувству одиночества. Так что я сказал бы, что пока по-прежнему остаюсь со своими вопросами без ответов».

Роберт Нойбургер: «Очевидно, что мое мнение удивило Александра. Он ждал, что его будут подталкивать к новым начинаниям. Это его привычный способ действия и его жизненный выбор. Можно считать это заблаговременным бегством, нежеланием столкнуться с проблемами. Но это его выбор, и он имеет на него право.

Любопытно, что мое предположение об экзистенциальной тревоге он принял как диагноз, хотя речь идет о нормальном явлении, с которым каждый из нас может встретиться на жизненном перекрестке. Нельзя сказать, что это диагноз, патология или неотвратимый рок. Более того, это источник увлекательных открытий. Большая часть замечательных произведений искусства и важнейших человеческих открытий была сделана во время таких эпизодов, болезненных, но крайне плодотворных».