Окно: как мы ошибаемся в людях

Не помню, какой год. Я радостно живу на Караванной под самой крышей. Эх, было хорошо. Караванная. Крыша....

Еда квартиру не любила, и поэтому я периодически спускался в окружные шалманы с целью добычи мамонта. В соседнем доме расположился паб, и там я регулярно убеждал себя в полезности для моего здоровья пива с сосисками. Кабачок невеликий, завсегдатаи узнавали друг друга в лицо, и вскоре я познакомился с Бинго. Бинго получил свое прозвище за то, что постоянно говорил «Бинго». Даже когда ему приносили 0,5. Если честно, я забыл, как его звали в реальности. Да это и не важно. Он был выше меня, уже в плечах и шире в мыслях. Бинго рассуждал столетиями, как-то мы пили в рюмочной на Пушкинской:

— Вот меня интересует, Пушкину сейчас важно, что он наше все, или нет? Нет, ну правда, вот он там сидит, бухает с Дантесом.

— Почему с Дантесом?

— Ну а с кем еще ему бухать, не с женой же, Дантес о нем всю жизнь думал, самые близкие люди, если не брать в расчет дуэль, но кто старое помянет?..

— Разумно.

— Так вот, бухает он с Дантесом, и тут им новости от нас утренние, мол, Пушкин супермен, а Дантес скотина. Мне вот любопытно, это имеет для них какое-то значение или нет?

— Прости, а почему ты так паришься из-за этого?

— А ты не догоняешь?

— Нет.

— Это же сильно упрощает мою жизнь. Если Пушкину там все равно, то мне уж подавно можно не напрягаться в попытках оставить след.

— А ты хочешь оставить след?

— Я начал об этом задумываться.

— Давно?

— С утра.

— Тяжелое утро было?

— Утро легкое, только если ты зря живешь. У нормального человека утро должно быть тяжелым. Да нет, утро было обычное. Деда тут встретил. Хочу комнату свою сдать, вот он меня и грузанул.

Я удивился. Бинго жил в отличной двухкомнатной квартире в соседнем со мной дворе. Она ему досталась от бабушки, и для двадцатипятилетнего историка, рухнувшего в менеджеры какой-то бессмысленной конторы, такая жилплощадь должна была быть пределом мечтаний.

— В смысле свою квартиру сдать?

— Нет, есть маза именно сдать комнату.

— Чтобы с тобой кто-то жил? На хрена?

— Да ты понимаешь, тут какое дело. Иду я домой, а в дворе дед гуляет, приличный такой, в пиджаке, очках и с палочкой. Видит меня и спрашивает: «Молодой человек, вы не в курсе, здесь никто квартиру не сдает во дворе?» Я сначала мимо ушей пропустил, а потом решил, дай разузнаю, что к чему, думаю, может, сдам свою хату да уеду на лето к родителям на дачу.

— А работа?

— Мне нужен творческий отпуск.

— Звучит! Есть идеи?

— Нет. В отпуске, думал, придут. Но выяснилось, что деду квартира нужна на несколько часов днем, ну женат он, я так понял, завел зазнобу, судя по всему, отель дорого, а квартирка моя в самый раз.

— Так и сказал?

— Ну, я спросил: «Из-за бабы?» Он говорит: «Да», — вроде как она тут рядом бывает, и так всем удобнее. Просил не болтать.

— Вот ты бестактный и не болтаешь, как я погляжу.

— Ой, да хорош тут мне дворянина включать, кроме тебя никто не знает. Вот всем интересно, с кем там у деда роман. Короче, подумал я, а чего мне комнату-то не сдать днем — и деньги нелишние, и деда осчастливлю. С работы успею свалить еще. Мы с ним так умеренно выпили, все обсудили, как говорит наш начальник, вин-вин ситуэйшн.

— А почему в итоге ты про след-то заговорил?

Бинго нахмурился, как будто я ему наполнил о зубном.

— Да мы с дедом разболтались у меня на кухне, когда квартиру показывал. Он какой-то ученый советский, все, разумеется, накрылось, но где-то есть завод, на котором что-то работает, что он придумал. И я так понял, хреновина эта переживет и деда, и нас с тобой, потому что, разумеется, с тех пор ничего не поменялось на заводе. Так он гордится, что помимо детей оставил след.

А я что оставлю? Ну, хорошо если детей, а в остальном, судя по нынешней ситуации, след будет как от укуса комара: краткосрочный, но раздражающий. И тут мне показалось, выход есть. Если на том свете мне след не нужен будет, то на этом я как-нибудь с собой договорюсь. А вот если выяснится, что мне и там этот дед с вопросами своими неприятными являться будет, то как задним числом след нарулить? Поэтому я и напрягаюсь с утра. Завтра думаю работу по этой причине пропустить.

Я сразу решил, что не надо мне с таким дедом встречаться. Очень вредный для спокойной жизни человек. Тем не менее однажды пересеклись. Эти минуты я запомнил на всю жизнь.

Как вы понимаете, Бинго сдал распутному дедушке одну из своих комнат. Борис Сергеевич устраивал любовь раза два-три в неделю, чаще всего в одно и то же время, предупреждал заранее о визите и оставлял после себя идеальный порядок. Нам даже как-то становилось стыдно за собственную расхлябанность и бардачность. Присутствие деда мы опознавали по вымытым чашкам, иногда бокалу, какой-то новой еде в холодильнике и открытым занавескам на кухне. Более всего нам хотелось выяснить, кто же его избранница. Ну как так?! Палочка, очки — и три раза в неделю!!! До подглядывания опуститься мы не посмели, но судьба решила все сама.

Борис Сергеевич был до предела педантичен, и если предупреждал, что покинет обитель в шесть, то в шесть ноль одну можно было заходить в пустую квартиру. Мы с Бинго на теме следов в истории очень подружились и все чаще заменяли паб либо его, либо моей кухней. И вот как-то условно в шесть тридцать идем мы к нему в квартиру, зная, что дедушка полчаса как должен уехать. С нами в парадную заходит миловидная женщина лет тридцати, обычная такая, не описать кроме как прохожая. Поднимаемся по лестнице и выясняется, что мы в одну квартиру. Так сказать, сцена немее не придумаешь.

Мы тут же начали нагло изучать объект любви нашего жильца. Нет, ну прям хороша. И главное — никаких стеснений. Лицо даже не изменилось, когда мы встали у одной двери. Хотели как-то свалить, ну мало ли, ошибся со временем Ромео, но не успели. Дверь открылась. Борис Сергеевич был в расстегнутой рубашке, бледен и измучен.

— Верочка, спасибо, что приехала, мальчики, простите, что задержался, сейчас мне укол сделают и я уйду, извините, нехорошо стало. Да вы проходите в кухню.

Борис Сергеевич был один. Только стакан воды на столе.

— Борис Сергеевич, убьет это вас когда-нибудь, ну я же вам уже сто раз говорила, так нельзя. Старый вы для таких волнений.

Мы тоже подумали, что как-то не очень изобретатель выглядит. Пора заканчивать с любовью. И тут же решили сами отжигать, пока вот такая с иглой не придет с того света вытаскивать.

Вера достала какие-то таблетки, штуку для измерения давления, шприц и увела деда в его спальню. Вскоре они вернулись. Вера пыталась убедить нашего деда:

— Борис Сергеевич, все. Хватит. Запрещаю как врач и как друг. Умрете прямо здесь, сгорите, а вы ей еще нужны, как-нибудь все образуется.

Борис Сергеевич опустил голову:

— Ну дай я последний раз — и пойду.

Он подошел к окну, стоял без движения минут пять, смотрел куда-то во двор, хотя я не очень понимал, что там такого интересного.

Я тихо спросил Веру:

— Куда он смотрит?

— Можно я расскажу, Борис Сергеевич?

Дед посмотрел на нас печально-счастливыми глазами и спокойно согласился:

— Да теперь уж можно, все равно уезжаю.

Вера резала без анестезии.

— Внучка там его гуляет. У вас детский сад во дворике. Вот он и приезжает на нее смотреть. Родители так развелись, что их с бабушкой к внучке не пускают, только с судебными приставами, и каждый раз мамаша придумывает, как все сорвать. Вот он и ездит сюда все время. Сидит часами, и смотрит, и смотрит...