Конечно, кто же захочет встречать Новый год в больнице? Никто. Соседка моя по палате на выходные уходила домой, а на праздники — ее, само собой, отпустили. Некоторые тоже постарались разобраться со своими катетерами побыстрее. А мы, везунчики, собирались на этаже вокруг телевизора и, как сейчас помню, смотрели сериал «Мастер и Маргарита». Довольно слабое, кстати, кино. И это я могу сказать определенно, так как во мне к тому времени обнаружился абсолютно безошибочный эксперт. Выглядел он так.
Сижу на стуле (в кресле мне было тяжело сидеть со своими трубочками). И пока интересное что-то на экране, трубочки меня не беспокоят. А как только лабуда какая — тут же боль начинается мучительная в поврежденном моем организме. Например, когда Маргарита бесконечно долго идет по песку в сандалиях. И показывают все время эти сандалии. А она идет и идет. Тут трубочки мои во мне прямо переплетаются и в узел завязываются. Короче говоря, больше десяти минут я эти серии смотреть не могла.
В палате было тепло, тихо, на тумбочке стояла коробка с рижскими конфетами, которыми я угощала персонал больницы
Я уходила в свою палату, убранную букетами, пластмассовой елочкой и мягкими игрушками. (Родные и близкие, как могли, скрашивали мои будни). Я открывала книжку, заваривала себе травяной чаек и после обезболивающего укола уплывала в сладкое никуда. В палате было тепло, тихо, на тумбочке моей стояла нарядная коробка с рижскими конфетами, которыми я угощала персонал, заходивший меня проведать. На календаре было уже 23 декабря. И персонал, зная, что я из Риги, считал меня католичкой. Заходил довольно часто и почтительно брал по конфетке.
Утром приносили нежнейшую манную кашу и большой кусок белого хлеба с маслом. Похудев за отчетный период килограммов на восемь, я с удовольствием медленно это все поедала, глядя в грязное окно. За окном мучительно протекал декабрь. Как всегда, ни солнца, ни толком снега. Темень с трех. Грязища. Друзья звонят, рассказывают, как они там на работах своих ничего не успевают к Новому году. Как они мерзнут, как не знают, куда поехать и чего дарить.
Куда мы все рвемся? На что тратимся, отчего не подыграть судьбе, которая именно к Новому году бережет свои козыри
Мама, как всегда, добивается подробного обсуждения новогоднего меню. Мир шуршал где-то внизу (я лежала на восьмом этаже) и имел ко мне такое же отношение, как кинотеатр. Я заваривала чаек и открывала следующую книжку.
– Не беспокойтесь, — тихо говорил мне мой хирург по фамилии Козлов, делая мне перевязку. — Если так пойдет, тридцатого уже будете дома.
– Как тонок организм, как хрупок, как много в нем стеклянных трубок, — пропела я, лежа на столе, строчки моей любимой Тани Риздвенко.
– О, вы даже здесь сочиняете, — понял так хирург Козлов, и руки его стали еще бережнее.
– Давайте не будем форсировать, — двусмысленно произнесла я в потолок. Мне вдруг отчетливо захотелось остаться здесь на Новый год.
– Я тоже за это, но я обещал вашему мужу выписать вас в конце декабря…
– А вы на меня ориентируйтесь, — трудно сказать что-то более профсоюзное, но когда лежишь вот так голый, попробуй пококетничать элегантно.
– Да если что, я дежурю в Новый год, — спокойно сказал хирург Козлов и проверил швы.
Те, кто понял уже, что так и будет, то есть НГ в больнице, деловито группировались. Возле телевизора появилась довольно щедрая елочка. Женщина из соседней палаты помыла наконец голову и оказалась милой шатенкой. Мелькнули пластиковые стаканчики. Я увидела себя, принимающую поздравления по телефону, поднимающую в тосте торжественный чай, залипнувшую в этой ватной паузе хотя бы на недельку, еще недельку — каша, перевязка, Козлов, книжка, десять минут сериала.
Никуда не торопиться, ни о чем не переживать, кроме уровня гемоглобина. Куда мы все рвемся? На что тратимся, отчего не подыграть судьбе, которая, как известно, именно к Новому году бережет свои козыри. Тссс-ссс…
