Мне всегда казалось нелепым, когда женщины говорили мне, как сильно и безоговорочно я полюблю ребенка, как только он появится на свет. «Это заложено природой, — твердили они. — Между вами возникнет мгновенная связь. Вот увидишь».
Нет, не увижу! Любопытные тетушки и назойливые знакомые не смогут убедить меня завести ребенка, которого я не хочу, лишь для того, чтобы доказать, что они ошибаются. И, кажется, я наконец нашла идеальный контраргумент, опровергающий «безусловную любовь» и «мгновенную связь».
— Я только что видела в новостях женщину, которая трясла своего новорожденного ребенка, потому что он плакал, до тех пор, пока он не умер. Тебе не кажется, что, если бы твои теории были верны, ничего подобного не случилось бы?
— Ну, это единичный случай. Должно быть, с этой матерью что-то не так.
— Единичный случай? Нет, не думаю. Я видела похожую историю в новостях на прошлой неделе. В СМИ то и дело появляются сюжеты о том, как родные матери отказываются от детей или мучают их. Такое случается сплошь и рядом.
У меня нет детей, но кое-что вызывает во мне внутренний протест. Ненавижу, когда взрослый человек спрашивает ребенка о его или ее планах завести детей в будущем. Мне кажется это крайне странным.
Почему взрослые интересуются репродуктивными планами тех, кто даже водительское удостоверение сможет получить лишь через много лет? Почему спрашивают о репродуктивном выборе у тех, кто едва научился завязывать шнурки и чей возраст все еще измеряется в однозначных цифрах?
У каждого человека в этом доме престарелых есть дети, и они все равно здесь
Не думаю, что это мило. Когда я была ребенком, тети и старшие двоюродные сестры приставали ко мне с вопросами о мальчиках и будущем потомстве. Но все, что я тогда хотела делать, это смотреть «Клуб Микки Мауса» по телевизору. Я все еще чувствую себя травмированной их расспросами. И это не шутка.
Какое-то время я работала в доме престарелых, и коллеги, как и ожидалось, хотели знать все о моих отношениях и детородных планах. Я никогда не спрашивала женщину, замужем ли она, есть ли у нее дети, хочет ли она их заводить, и так далее, и тому подобное. Я не делала этого по двум причинам: это не мое дело и мне все равно.
Когда коллеги по дому престарелых поинтересовались, есть ли у меня дети, я ответила, что нет. И когда уточнили, планирую ли я заводить их в будущем, я снова ответила отрицательно. Как оказалось, это был неправильный ответ. Одна женщина, которую, по-видимому, дома ждала толпа детей, искренне возмутилась: «Когда ты состаришься, о тебе некому будет позаботиться! Ты окажешься в подобном месте».
«Оглянись вокруг, — спокойно сказала я. — У каждого человека в этом доме престарелых есть дети, и они все равно здесь».
Коллега не нашлась, что ответить. Просто сердито затопала прочь по коридору, как будто мой отказ заводить детей был несправедливым лично по отношению к ней.
Как ни странно, период моей жизни, когда я получала меньше всего вопросов о том, что планирую делать со своей маткой, был во время замужества. За четыре с половиной года, что мы с мужем были вместе, тема детей поднималась только один раз — через несколько дней после свадьбы.
Свекровь заварила мне чай после того, как я пожаловалась на боль в животе. Пока я потягивала ароматный напиток, она пошла навестить соседку. Вернулась с восхитительным домашним шоколадным пирогом и комментарием: «Соседка сказала, что у тебя, возможно, болит живот, потому что ты беременна».
Я расхохоталась, а потом съела столько пирога, сколько было в моих силах, несмотря на боль в животе. И я определенно не ела за двоих.
