«Мне не нравится моя семейная жизнь»

Роберт Нойбургер: Сколько времени вы уже вместе с вашим партнером?

Лейла: Шестнадцать лет, но мы встречались около восьми лет, прежде чем начали жить вместе.

Р. Н.: Почему так?

Л.: У меня была не самая легкая жизнь. В детстве меня не баловали. Отец был жесток с матерью и с нами, четырьмя детьми. Моя старшая сестра сбежала из дому, вмешались социальные службы и назначили воспитателя, который должен был наблюдать за нами.

Р. Н.: Помогло?

Л.: Нет. Отец каким был, таким и остался, и мы, дети, были предоставлены самим себе. Я нечасто ходила в школу. Скоро и я ушла из дома, а двоих младших братьев отправили в приют.

Р. Н.: А сейчас вы общаетесь с семьей?

Л.: Родители уже умерли, мать двадцать лет назад, отец пять. Я вижусь с сестрой и братьями, у нас все хорошо, хотя мы все сильные личности, так что иногда возникают трения.

Р. Н.: После вашего ухода из дома, должно быть, непросто было получить профессию.

Л.: Дело в том, что у меня есть двадцатилетняя дочь. Я очень рано родила. Ее отец был очень жесток со мной, и я ушла от него с годовалой дочерью в женский приют. Потом меня приняли в заведение для матерей с детьми, но поставили условие, что я найду работу. Вот тогда-то я и получила образование.

Р. Н.: И в скором времени вы встретили своего нынешнего партнера. Что подтолкнуло вас к совместной жизни после восьми лет знакомства?

Л.: Мне хотелось завести еще одного ребенка, создать семью. У нас есть сын, ему восемь.

Р. Н.: Что вас беспокоит в жизни вашей пары?

Л.: Я становлюсь требовательной и задаюсь вопросом: это со мной что-то не так – или с нами? Мой партнер считает, что никаких проблем нет, он их просто отрицает, так что я не могу говорить с ним об этом.

Р. Н.: Что это значит: «становлюсь требовательной»?

Л.: Я сразу говорю, что думаю и чего хочу от наших отношений. Например, чтобы он помогал мне по дому. Раньше я все делала сама и не жаловалась, так что я сама завела эти вредные привычки, но сейчас с меня хватит.

Р. Н.: Но тогда вы говорите не о паре, а о семейной команде, это разные вещи.

Л.: Но связанные, потому что разделение повседневных обязанностей показывает, есть у нас интерес к другому или нет.

Р. Н.: Он ничего не делает по дому?

Л.: Практически. Или то, что сам хочет. И никакой благодарности за то, что делаю я.

Р. Н.: Заботится ли он о сыне?

Л.: Не сказала бы. Сын занимается с психологом, у него трудности с концентрацией внимания. Он еще в детском саду был интровертом. Мы много об этом говорили с его отцом, но он считает, что сыну терапия не нужна. Так что психологические занятия целиком на мне, и я очень злюсь: по-моему, он вовсе не помогает сыну, отказываясь признавать, что у него трудности.

Р. Н.: Он думает, что вашему сыну не нужна помощь, точно так же, как она не нужна вашей паре.

Л.: Вот именно! Он не отдает себе отчета, что все это может повлиять на нас. Да уже влияет: например, сын не чувствует, что отец его понимает. И я думаю, что это осложняет его терапию.

Р. Н.: А есть ли у вас время, чтобы побыть вдвоем, сходить в ресторан, в кино?

Л.: Нет. Он ничего не предлагает, а когда я предлагаю что-нибудь, он говорит, что незачем. На самом деле я как-то выдохлась… Я прилагаю все меньше усилий к тому, чтобы между нами все было хорошо.

Р. Н.: Это как-то влияет на вашу интимную жизнь?

Л.: Да, он жалуется на это и считает, что это я виновата. С его точки зрения, интимные отношения помогают поддерживать все остальное. А для меня все наоборот: мне нужно внимание и понимание, чтобы хорошо себя чувствовать в этом плане.

Р. Н.: То, что вы описываете, это порочный круг. Чем больше вы стараетесь взять на себя, поскольку он вам не помогает, тем меньше он собирается вам помогать… Выйти из этого круга нелегко. Это могло бы быть показанием для семейной терапии. Ситуация типичная, и с каждым следующим поворотом круга положение дел немного ухудшается. Как вы думаете, согласится ли он на терапию вместе с вами?

Л.: Не думаю…

Р. Н.: Я могу представить, как он говорит вам: мы должны справиться сами. Но попав в этот круг, партнеры теряют контроль над ситуацией, пара лишается свободы, запутавшись в этих повторяющихся циклах. Наступает момент, когда выход больше не виден.

Л.: Я даже не знаю, что хочу спасти – наши отношения или идеальную семью для сына!

Р. Н.: Вы спрашиваете себя, что на первом месте: «Способна ли я вынести все трудности, потому что у меня ребенок?» или «Моя жизнь в паре должна стать лучше, чем сейчас, пусть даже и с другим человеком?».

Л.: Как-то так. Но такие мысли порождают чувство вины. А что касается интимных отношений, я больше их совсем не хочу, а он не понимает почему.

Р. Н.: Вы знаете, смешивать жанры всегда опасно. Есть родительская пара, а есть измерение мужчина–женщина, и если они смешиваются, это не очень хорошо. Если бы вы сказали: «Раз ты не моешь посуду, то и я на следующей неделе тоже не буду ее мыть», вы остались бы в том же «поле проблемы». Но если ответное действие перемещается на уровень секса, проблема становится неразрешимой. Хотя я хорошо понимаю, что эту теорию нелегко применить на практике, потому что вы чувствуете обиду.

Л.: В итоге я чувствую себя униженной из-за того, что прошу его помочь мне. По-моему, ненормально, когда через шестнадцать лет совместной жизни нужно просить.

Р. Н.: Думаю, важнее обозначить границу того, что вы сами готовы терпеть, чем ждать, что он изменит свое поведение. Можно выбрать время, когда вы будете вдвоем, без детей, лучше вне дома, чтобы поговорить о том, что вас не устраивает. Скажите: «Мне слишком тяжело, я хочу поделиться этим с тобой, ты согласен?» Тогда ему будет трудно ответить: «Это твоя проблема». Дело не в том, чтобы просить другого измениться, а в том, чтобы сообщить: «Мои границы здесь». Нужно, чтобы это стало его проблемой, а не вашей.

Л.: Да, я это очень хорошо понимаю…

Р. Н.: Иначе вы перейдете к войне. Так что выбирайтесь из ловушки конфронтации, которая связана с желанием изменить другого и попытками этого добиться. Вам удалось пережить многое из того, с чем другие не справляются. Ваши усилия вызывают у меня глубокое уважение. И я думаю, что несколько подсказок вроде этой помогут вам выбраться. В любом случае вы ставите вопрос в правильное время и в правильном месте, когда еще не стало слишком поздно.

Месяц спустя:

Л.: Я рассказала многое из того, о чем никогда никому не говорила. Я вдруг поняла, что мне следовало бы научиться разговаривать с другими, например с партнером. Я рассказала ему о сеансе, но он не был готов пойти к семейному терапевту. Я не стала настаивать и сказала себе, что если мы не всегда во всем согласны, это не страшно. Еще мне было полезно услышать от терапевта, что он с уважением относится к моим стараниям. Не каждый день мне такое говорят!

Р. Н.: Меня впечатлила способность Лейлы противостоять невзгодам. Но сейчас она оказалась в коммуникационной ловушке, которая не редкость в парах. Ею движет желание изменить другого. Это игра, проигранная еще до начала. Никто и никогда не может изменить партнера. Но зато можно сообщить о собственных границах, это создает совершенно другую динамику: спутник жизни оказывается перед своим личностным выбором, а это в каком-то смысле передает ему ответственность. Пусть он сам решает, изменить ли ему свое поведение, при этом полностью сознавая те риски, которые возникают, если все останется как есть.