Считается, что у каждого из нас должно быть место силы. У каждого человека. То есть оно определенно есть, просто мы можем об этом не знать. Топография места не имеет никакого значения и определяется исключительно внутренней расположенностью, на которой стоит отдельно сосредоточиться. Обычно это удается во второй половине жизни, но в принципе никогда не бывает поздно. Зато всегда терапевтично. Что касается меня, я обнаружила себя в поисках этого самого места силы лет десять назад, когда меня постиг творческий кризис. Это довольно регулярное состояние апатии вперемежку с испугом, когда внутренний голос по нескольку раз в день говорит тебе, что лучшее твое произведение – это фаршированные перцы. И просит остальные ресурсы не беспокоиться.
Так вот, войдя в этот малоприятный фарватер, ты постепенно начинаешь вспоминать, где, как и при каких обстоятельствах случилась твоя последняя литературная удача. Поскольку обстоятельства и время вернуть оказывается, как правило, невозможно, ты начинаешь уповать на место. Вернее сказать, на обстоятельства места. Вот ты была несколько дней в своей комнате. Там были написаны десятки писем и одно незабываемое эссе. Но ты и сейчас в своей комнате. Уже неделю. На твои письма никто не отвечает. Значит, не то. Идем дальше. Вот было путешествие в ближнее зарубежье. Ходила по улицам, сравнивала с дальним, пыталась вызвать воспоминания детства, но секрет молочного коктейля оказался безнадежно утерян еще прошлым поколением бакалейщиц. То есть отпадает.
Теперь внимание! Город, где ты родилась. Для многих это действительно какая-то плацентарная связь. Особенно если там остались близкие люди. Вот приезжаешь туда, все тебе рады, все близкие люди, ты успокаиваешься, ставишь на ночь компьютер заряжаться. Главное, выспаться (где же, как не здесь!) – и пойдет. Не надейся. Ты повидаешься со всеми, сходишь на рынок, потом в новый секонд-хэнд, ресторанчик, который открыли знакомые твоих знакомых, и на фильм, который никак не посмотришь в Москве, и даже позвонишь одному редактору, про которого тебе давно говорили, – и привет. Твоя поездка закончилась, рифмы можешь искать по словарю русских созвучий.
Или взять место со всех сторон романтичное. Южный поселок какой-нибудь или Париж. Ты клялась себе, что так хорошо, как здесь, не было нигде и это залог того, что ты сюда вернешься. Потому что тебе здесь просто замечательно. И нужно как-то устроить, чтобы пожить тут месяц-другой. И ты берешь визитную карточку своего дивного отеля, запоминаешь маленький барчик в двух кварталах отсюда, где тебя на третий день называли по имени, ты примечаешь симпатичную галерейку или частный музей, куда – сейчас нет, а вот в следующий раз обязательно, ты даже исследуешь окрестности на предмет недорогих апартаментов внаем. И прощай. Ты никогда сюда не вернешься, потому что в мире полно красивых мест, и ты смертельно боишься умереть, не повидав хотя бы их десятой части.
Дальше следуют загородные наделы друзей или твои собственные, если таковые имеются. Трава, на которую можно встать ногами и чуть-чуть походить, пока не позовут к столу. Окошко в мансарде, просто специально прорубленное для таких творческих натур, как ты, и целая стопка бумаги на антикварном столике. Ну я не знаю, что еще нужно, чтобы всколыхнуть мозг… Но ты едешь туда не за этим. Такое впечатление, по крайней мере. Отчего же тогда этот мощный противовес городскому напряжению парализует воображение окончательно, даже если ты долго читаешь перед здоровым сном?
Место силы. Если не рассматривать его с точки рения продуктивности, то что мы ищем в нем?
Вот я маленькая, и у меня начинается лето. Мы переезжаем на дачу. Мы ее снимаем. Пока взрослые разгружают машину с дачной утварью, а на веранде пахнет холодными котлетами, я нахожу выложенную плиткой тропинку. Она ведет в дюны. Она вся в сосновых иголках, и даже шишки попадаются. Идешь, а на ней все больше песка, и уже не видно плитки. Песок мелкий и чистый, как мука. Такого нигде нет. Я снимаю сандалики, и тут же какая-нибудь одна вероломная иголка дает о себе знать. Я иду осторожно и очень волнуюсь. Сначала вверх как будто. По бокам сосны. Может, я ошиблась? Что-то долго я иду. Но вдруг неба впереди становится больше и больше. Сосны как-то оседают и превращаются в осоку. Еще два шага наверх. И вот же оно, мое море! Лежит, дышит, распустив широченную ленту пустого дикого пляжа. Никуда-то оно не девалось, не убегало за горизонт. Весь год остывало, мерзло, спало и нервничало, потом опять грелось – и вот дождалось меня. Мне больно дышать от такой верности. Сюда можно вернуться, и ничего не изменится и никто тебе не изменит. Жизнь прозрачна. Виден маяк и патрульный катер. А если обернуться, видна крыша нашей дачи. Она с башенкой. Калитка, наверное, так и осталась открыта
