Когда-то я, будучи еще столь глупым и наивным, что пытался выяснять отношения, предъявил претензию другу в том, что его поступки не соответствуют этому статусу. «А что значит этот статус?» — спросил он.
«Если ты об этом спрашиваешь, значит, нет смысла на эту тему разговаривать», — обиделся я. Именно обиделся — ведь это был мой друг, а значит, один из самых близких людей. На кого же еще обижаться?
Я мог бы повторить за Жаном Кокто, что больше умею дружить, чем любить. Сколько себя помню, я всегда романтизировал и идеализировал дружбу. У меня и сейчас ностальгия по той романтической, киношной дружбе, к которой нас приучили книги и фильмы. Помню, в какой я пришел восторг, когда прочел у Гофмана в рассказе о Мартине-бочаре возвышенный диалог двух молодых парней, любящих одну и ту же девушку, но ставящих свою дружбу выше соперничества.
Я делил всех на друзей, знакомых, приятелей и товарищей. На близкий круг и тот, что чуть подальше. Кто-то, проштрафившись, переходил в низшую лигу, кто-то, наоборот, зарабатывал высший разряд. Но друзья — это была каста. Рыцарский Орден. Братство Круглого стола. Дружба — святое: она выше и преданнее любви к женщине, сильнее родительского покровительства, важнее собственно благополучия. Настоящая дружба — это когда забываешь о защите.
Потом я сильно засомневался в том, что подобная иерархия вообще существует. Многое в жизни подверглось сомнению. И про дружбу как-то подумалось: одна иллюзия, обман детсадовский. Друзья оказались не киногероями, и я сам порой уставал от напряжения дружеских уз, а порой просто боялся, что в нужный момент не сдюжу, подведу, и будет мне крайне стыдно. Так что уж лучше я заранее от других требовать стану поменьше и, возможно, меня пожалеют — не обидятся, когда что-то забуду, чего-то не смогу.
Чувство локтя — это такое особое чувство близости, спокойствия и уверенности, что без него — пустота, незащищенность и одиночество
Скорее всего, человеческие отношения лучше действительно никак не называть и не классифицировать. Они просто есть и наполнены определенным содержанием — здесь и сейчас. Тем не менее, чувство локтя — это такое особое чувство близости, постоянного присутствия, спокойствия и уверенности, что без него — пустота, незащищенность и одиночество.
И вскоре мне снова остро захотелось быть другом и иметь друзей. Правда, с годами я понял очередную банальную истину, что настоящие друзья — это по преимуществу старые друзья.
Ибо для зачатия дружбы, как и для рождения ребенка, нужны энергия, страсть, любовь — что, в основном, привилегия молодых
И вот они, старые и проверенные, как им и положено, никуда не уходили, всегда были рядом, пусть и на том расстоянии, на которое их порой высылали. Конечно, что-то изменилось — пропала аффектация, проветрился театральный дух, улетучился романтический флер. Да, я перестал идеализировать своих друзей. Но не стал от этого любить их меньше. Вероятнее всего даже наоборот.
Близких людей я независимо от расстояния принимаю такими, какие они есть: порой раздражаясь, иногда обижаясь и даже наговаривая на них. Люблю за то, что они любят, уважают и терпят меня. За то, что они есть, а следовательно, земля не пустыня, и я не предназначен самому себе на растерзание. За то, что я могу заботиться о них и не терять смысл жизни.
Да, они не идеальны, у них есть такие черты, что лучше не знать, такие пятна, что лучше не видеть, такие стороны, что желательно не соприкасаться.
Но это круг моих близких людей: я свыкся с их запахом, не замечаю их уродства, прощаю огрехи. Я их знаю. И теперь, наоборот, именно к ним наиболее снисходителен и терпелив. Их телефоны навсегда в моей памяти, продублированные на всякий склеротический случай в телефонной книжке. Это номера телефонов доверия и спасения.
