«Ему всегда хватало на меня времени»
Мария Гайдар, 39 лет, журналист, политик, дочь экономиста Егора Гайдара
«Когда в 2009 году умер отец, я должна была быть в другом городе, но случайно оказалась в Москве. Помню ощущение глубокой, обездвиживающей пустоты. По дороге к нему на дачу в машине я услышала, что о его смерти уже говорят по радио. Был слишком большой диссонанс между тем, что чувствовала я, и тем, что звучало вокруг: все обсуждали его уход как историческое событие. После похорон я забрала папин старый домашний свитер и кепку, которую он носил, — у этих вещей был его родной, живой запах… Очень много говорила о нем с родными и друзьями, не могла остановиться. Немного легче мне стало только года через два. Мы с отцом жили на одной волне. Папа часто выступал как наставник, давал мне списки того, что надо прочесть, чтобы лучше разбираться в разных вопросах. Всегда меня поддерживал, внимательно следил за тем, что я делаю: ему хватало на меня времени… А я всегда его защищала. Если кто-то его ругал или критиковал, это вызывало во мне личную обиду. Но со временем выработался иммунитет. Теперь, если я знаю о негативной передаче о нем или публикации, я просто не смотрю и не читаю. Зачем? Ничто не сможет разрушить мое отношение к нему».
«Он был моим другом»
Мария Болтнева, 38 лет, актриса театра имени Владимира Маяковского, дочь актера Андрея Болтнева
«Я жила с мамой в Новосибирске, а папа в Москве. Он собирался перевезти нас к себе, но ему все никак не удавалось решить вопрос с квартирой. Он так и умер в общежитии… В 1995 году. Мне было одиннадцать, и я не восприняла это как трагедию — просто осознала факт. Но с каждым годом мне становится все яснее, кого я потеряла. Отец был человеком с необычайным чувством юмора. Мы с ним все время хохотали. Помню, идем по улице и поем «Мы любим буги-вуги». Я — высокую партию, а он вступал басом. Идем, поем, танцуем. Два озорника: большой и маленький. Очень любили маму разыгрывать. И сегодня любой грустный разговор о нем неминуемо превращается в рассказ о его шутках и розыгрышах. Отец был мне и другом, и собеседником, и учителем — благодаря своей невероятной начитанности он знал все обо всем: о планетах, бабочках, небесных явлениях, эзотерических учениях… Сейчас я горжусь тем, что во мне его кровь, его знания, его умение легко жить. Даже беспечно: есть люди, которые крепко стоят на ногах, а он никуда никогда не стремился. Был человеком, который легко идет по жизни: есть — хорошо, нет — и не надо. И очень любил нас с мамой».
«Мне трудно назвать его отцом»
Александра Довлатова-Мечик, 46 лет, филолог, редактор, дочь писателя Сергея Довлатова
«Довлатов прожил три года в Таллине с моей мамой, на которой никогда не был женат. Я родилась в 1975 году. Едва его помню, точнее, помню одну сцену. Стоит в коридоре черный большой дядька, мне велят его поцеловать, а я говорю: «Ты колючий, не хочу». Потом мама рассказала, что он приезжал прощаться перед отъездом в Америку. После мы несколько раз говорили по телефону. Ну о чем могут говорить почти незнакомые люди? Пару писем забавных помню: он присылал из Америки, в письмах были какие-то милые истории. В 14 лет я узнала, что мой отец писатель, прочла все его книги, но для меня они не стали литературой: оказалось, что все действующие лица знакомы мне с детства. Отец умер в 1990 году, когда мне исполнилось 16. Я называю отца Довлатовым, хотя в детстве легко говорила «папа». Сейчас же делаю над собой усилие, чтобы сказать, что я — дочь писателя Сергея Довлатова. У меня есть ощущение, что я не имею права назвать его своим отцом. Да, он записан в моей метрике, в письмах пишет обо мне как о дочери, но все же он не растил меня. Я и маму никогда не спрашивала про отца, очень стеснялась... Его образ собран мною по рассказам друзей, мамы, по его книгам, письмам. Он мне симпатичен своими исканиями, метаниями, нелепостью. В чем-то мы близки: вроде знаешь, что поступаешь хорошо, а все равно сомневаешься. Я люблю писателя Довлатова, но мне сложно произнести, что я люблю отца».
