«Вспомните тот момент вашей жизни, когда вы почувствовали себя по-настоящему свободным» – с такой просьбой мы обратились к нашим героям, мужчинам и женщинам самого разного возраста и профессий. К нашему удивлению, ни один из них не рассказал нам о том, что пережил за минувший год, который был так наполнен гражданской активностью. Но у каждого из наших героев была своя история, и все описывали свои чувства похожими словами: легкость, полет, эйфория... И говорили о своем желании пережить подобное вновь. Так что же это такое – чувство свободы? И когда мы его ощущаем?
«Никто из нас не может сказать про себя, что он абсолютно свободен, – размышляет экзистенциальный психотерапевт Светлана Кривцова. – Однако каждый может стать свободным человеком – и каждый нуждается в том, чтобы им быть. Психолог Виктор Франкл считал, что свобода проявляется в те моменты, когда мы совершаем поступки в соответствии со своей совестью, когда мы любим другого человека или переживаем творческое вдохновение. Именно в этих случаях реализуется наша потребность быть свободными. Но этому желанию всегда что-то противостоит. И нам приходится вступать в конфликт с собственными слабостями, ленью, преодолевать свой конформизм и страхи. Лишь побеждая обстоятельства (внутренние или внешние), мы чувствуем себя действительно свободными – ликуем, переживаем те самые легкость, полет, эйфорию. «Я смог! У меня получилось!» – в такие моменты мы становимся самими собой. Быть свободным – это и значит быть самим собой».
Обстоятельства нас ограничивают – но парадокс в том, что эти ограничения и делают свободу возможной. У многих людей потребность в ней впервые возникает достаточно явно, выпукло именно там, где свободы совсем нет. Предельный случай – нацистские лагеря смерти. Виктор Франкл пишет, что некоторые заключенные только в этих страшных условиях впервые ощутили себя личностью, которая требует уважения и может за себя постоять*.
«Нельзя стать свободным раз и навсегда, – говорит Светлана Кривцова. – Это чувство непостоянно, и поэтому нам каждый раз приходится начинать все сначала. Тот, кто уже познал азарт этих попыток, понимает, за что страдает, отстаивая себя, споря с теми, кого считает неправыми… может сказать: «Я хотя бы пробовал что-то исправить, я не мог иначе, потому что тогда я бы не был самим собой».
Мы не только стремимся к свободе, но и бежим от того, что мешает нам ее ощутить. Светлана Кривцова поясняет: «Бегство – это свобода «от»: от неудобств, неприятностей, решений, ответственности. Конечно, мы чувствуем освобождение, когда из нашей жизни уходит что-то очень плохое, когда можно выдохнуть: теперь все будет хорошо! Но тут же возникает вопрос: а для чего хорошо? Свобода «для» – более взрос-лая, более сложная. Это свобода находить хотя бы маленькую возможность двигаться вперед.
Когда мы говорим, что хотим быть свободными, жить в свободной стране, мы зачастую имеем в виду другие переживания, почти забытые: единства, справедливости, человечности. Мы называем это состояние свободой, потому что оно очень близко прилегает к другому состоянию – «быть самим собой». Нам внутренне необходимо, чтобы кто-то признавал нашу ценность, ценил то, что ценим мы, уважал наше право защищать то, что нам важно. Не только близкие люди – хотя и это уже немало, – но и общество, власть. Когда этого нет, мы говорим – в нашей стране нет свободы…»
* В. Франкл «Сказать жизни «Да!». Психолог в концлагере» (Альпина Нон-фикшн, 2013).
Ирина Прохорова, главный редактор журнала «Новое литературное обозрение»
«По-настоящему свободной я почувствовала себя, проведя три дня на баррикадах в августе 1991 года. Тогда я впервые осознала, что от меня что-то зависит, что можно противостоять бесправию и злу. Эти три дня вобрали в себя долгие годы размышлений и раздумий о свободе. Это было как большой взрыв. Я вернулась оттуда другим человеком – внутренне свободным. То есть защищенным от произвола государственной власти, способным реализовать себя, выбирать сценарий своей жизни, без ограничений. 91-й принес и свободу профессиональную. Можно было ставить новые вопросы в статьях, выпускать журнал. Причем от советских рефлексов самоцензуры было сложно избавиться. Потому что вся система выживания тогда была построена на самоограничениях, страхе, постоянных оглядках, что, в итоге, приводило к большой профессиональной и человеческой трагедии. Чтобы противостоять этому, требовалось воспитывать самих себя».
Вероника Долина, бард, поэтесса
«Я – дитя большой медицинской семьи и первые уколы свободы вспоминаю на уровне физических ощущений. Первое соприкосновение с морем – это, несомненно, урок свободы для человеческого организма. Мне было неполных два года. Я помню, как меня сгрузили с поезда в Евпатории и как поезд уходит. Ну а потом было –море. Эти ранние воспоминания целительны до сих пор.
Рождение ребенка – это космос, повышенная свобода! Человек не сам себе равен и на земле уютен, а абсолютно небесен. Дети не принесли мне никакой несвободы. Здесь я ярый оспариватель общепринятых глупостей. Даже сейчас, когда у меня часто двое, трое, а иной раз и шестеро внуков дома колготятся, я не чувствую себя взмыленной лошадью. Фокус в том, что это переживания высшего порядка. Рождение ребенка было для меня фактом крупнейшего раскрепощения, физически осознанного. «Рука, качающая колыбель, владеет миром» – это библейская цитата. В ту секунду я четко ощущала весь мир в своей руке. Дети – мои союзники, мои партизаны, мой электорат. И закладываем мы в них все собственной рукой. Дитя находится в нашей власти, таким образом, мы становимся еще и держателем его свободы. Связь с ребенком настолько сильна, что мы долгое время, пока он не повзрослеет и не оторвется от нас, всматриваемся в него как в зеркало с увеличительным стеклом. И это, несомненно, зеркало свободы».
Марат Гельман*, галерист
«Окончил школу — свобода. Переехал в другой город учиться — свобода. Развелся — свобода. Ушел со службы — свободен. Это если шутливо. Если же всерьез, честно, — сложно вспомнить момент, когда я ощутил себя свободным. Для меня, пожившего в советское время, очень важным этапом стала отмена закона о тунеядстве (теперь необязательно было где-то официально работать). А потом еще и выездные визы отменили. И стало можно говорить вслух! И путешествовать. Моя первая поездка в Париж случилась в 1988 году. Латинский квартал, продуктовая лавка — это был культурный шок. Трудно было вообще поверить, что все это происходит со мной».
Евгения Чирикова**, лидер движения в защиту Химкинского леса
«Я всегда удивлялась, как часто мы сами себе ставим барьеры, не решаемся выйти за рамки. Как у Высоцкого: волки, которые боятся бежать за флажки. Мне, наверное, повезло больше многих: мои родители запрограммировали меня на свободу от страха с детства. Я хорошо помню свой первый глоток свободы. Мне было лет пять. У нас на Войковской в парке Покровское-Стрешнево были замечательные горки — огромные. Там я впервые и поймала это чувство свободы, слетев с горы. И сейчас мне важно не бояться самой себя, быть свободной от страхов. Человеком зажатым, неуверенным с легкостью можно управлять. А внутренне свободный способен на многое, и на него влиять очень сложно».
Валерий Губин, философ, профессор РГГУ
«Мы никогда не были так свободны, как в период оккупации», – писал Жан-Поль Сартр. Когда все зависело только от принятого лично человеком решения, от его выбора. Свобода – состояние внутреннее, поэтому чувствовать себя свободным можно и в тюрьме. Переживание и понимание свободы приходит, когда начинаешь смотреть на себя со стороны, оценивать свои поступки. В то, советское, время я чувствовал себя свободным, несмотря на внешние ограничения. Ошибочно полагать, что изменения в социуме принесут с собой свободу. Всякая революция, по крайней мере в России, оборачивалась еще большим рабством. Вообще понимание свободы как внешних условий ошибочно. Она может быть лишь дополнением к внутренней. Мы свободны не от чего-то, а для чего-то. Свобода – это ответственность за свои поступки, невозможность врать, воровать, опускаться ниже человеческого достоинства».
Мария Макеева, журналист
«В 90-м году я, упитанный подросток, вышла на улицу в лосинах и длинном свитере. Это было все равно что, скажем, появиться на улице с голой грудью. Я дошла до станции метро „Тульская“ и доехала до „Цветного бульвара“. Весь город смотрел на меня так… Выйдя из метро, я добежала до квартиры подружки и позвонила, задыхаясь, в дверь. Она изумилась: „Ты с ума сошла? Надо было юбку надеть“. Через час, как на Голгофу, я возвращалась домой. И была уверена, что выставила себя идиоткой. Почти у дома мне встретился наш учитель английского. И сказал: „Маша, вы же, наверное, поступать будете. Могу помочь с английским“. И — о, счастье! — он смотрел мне прямо в глаза, а не на мои ноги в предательских лосинах. И кажется, даже английским от души предлагал позаниматься. И вот тогда я укрепилась в том безумном чувстве, которое меня заставило так одеться. Я шла по улице уверенно и спокойно, и на меня перестали дико посматривать. А если я ловила чей-то недобрый взгляд, то человек отводил глаза в сторону. Я правила миром. Семь минут. Семь минут ходьбы от метро до дома. Больше я так не одевалась. Еще лет пять. Потому что быть свободным — это все-таки трудно».
Дарья Разумихина, дизайнер, модельер
«Я хорошо помню, как появилось ощущение несвободы. Оно связано с кашей, которую в детстве мне запихивали в рот и не выпускали из-за стола, пока я ее не съедала. Эту несвободу, личное оскорбление и свое возмущение – я очень хорошо помню! Социум – детский сад, школа, а позже работа – это всегда ограничение. Может быть, поэтому я всю жизнь пытаюсь ни от кого не зависеть, не общаться с теми, кто мне не нравится, и иметь право не замечать их. А вот абсолютно свободной я впервые почувствовала себя лет в 12–14. Вместе с туристической секцией я отправилась в поход на Кольский полуостров. И там потерялась в лесу. Не понимая, куда идти, я залезла на вершину сопки – и конечно, сразу увидела дымок от нашего костра. Но именно там, наверху, я пережила удивительное чувство абсолютной свободы, когда никто не знает, где я и что я. Это воспоминание я храню как одно из главных ощущений счастья. И знание, что достичь его не так сложно. Достаточно забраться на сопку».
Михаил Иванов, главный редактор издательства «Манн, Иванов и Фербер»
«Честно сказать, я с самого детства не терял этого чувства. Родители многое позволяли мне, ограничивая мою свободу только моей ответственностью. Я сам выбирал кружки, в которые ходил. Сам ходил в школу. Никто не проверял мои уроки. Я сам всегда был своим самым большим ограничителем. Конечно, пока я взрослел, моя свобода и ответственность были в большей степени определены правилами моей семьи. Полную свободу, а вслед за ней и ответственность я почувствовал, когда стал жить самостоятельно на втором курсе университета, снимая квартиру. Правда, правила так вложили в меня, что наличие родителей было уже совсем не обязательно. Мой совет всем родителям: покажите своим детям, что свобода и ответственность – две стороны одной медали, и дайте им жить самостоятельно, как только почувствуете, что они уже могут отвечать за себя. Или даже чуть раньше, поскольку родители по природе очень заботятся о своих детях».
* Признан Минюстом РФ иностранным агентом 30 декабря 2021 года
** Признана Минюстом РФ иностранным агентом 19 января 2024 года
