Зачем люди идут во власть?

40-летний Сергей, по мнению одноклассников, сильно изменился — вступил в политическую партию и принял участие в местных выборах в своем городе. «Вообще мы очень удивились: он всегда был тихим, не проявлял лидерских качеств. А тут мы узнаем, что он метит в депутаты. Обзавелся машиной, секретарем и прочими атрибутами власти. С нами теперь общается крайне редко — о чем говорить с автомехаником и инженером IT?» — сетует его еще недавний друг Илья.

Почему у нас такие разные ощущения от власти и зачем мы ее обретаем?

Компенсация и страх одиночества

«Психоаналитик, неофрейдист Карен Хорни в своих работах делила стремление к власти на нормативное и невротическое. С нормативным все понятно. А вот невротическое она связывала со слабостью, полагая, что в стремлении властвовать люди ищут компенсацию, — поясняет экспрессивный психотерапевт Марик Хазин. — Я много работал с руководителями разного уровня и могу сказать, что всеми ими движут разные мотивы. И действительно, немало тех, кто через должность или статус решает проблему комплекса неполноценности — следствие физических недостатков, ненависти к себе, тревожности, болезней.

Интересна сама история Хорни. Она считала себя некрасивой, даже уродиной, и решила: раз она не может быть красавицей, станет умной. Человек, принявший такое решение, вынужден постоянно быть в тонусе, скрывать свою беспомощность, слабость и ущербность и доказывать миру, что он лучше, чем сам думает о себе и чем думает о нем мир».

Компенсировать свое ощущение неполноценности некоторые люди стремятся через сексуальность, о чем писал Альфред Адлер. Но не только. Власть, по Адлеру, — тоже способ компенсации и закрепления через нее своей ценности. Полноценность, в свою очередь, формируется в подростковом возрасте.

«Он считал, что подросток должен восставать, и задача родителя — поддерживать его протест. В тоталитарных обществах, в авторитарных семьях родители пресекают протест, — поясняет Марик Хазин, — и тем самым закрепляют его комплексы. В результате «мания ничтожества», как я это называю, усиливается. Все диктаторы, на мой взгляд, выросли на дрожжах комплекса неполноценности, так как им запрещали проявлять и выражать себя. Смысл подросткового бунта как раз в том, чтобы выразить протест и заявить о своей самостийности — «я имею право жить, как хочу, и иметь свое мнение». А ему говорят: «Не кричи на папу. Нельзя поднимать голос на маму».

И подросток зажимает свой бунт, и однажды, много позднее, он прорвется в совершенно непредсказуемой, иногда патологической, форме. И тогда навязчивая потребность доминировать нивелирует возможность разговаривать с другими на уровне глаз, полагает Марик Хазин. Не позволяет принимать другого с его иным мнением и потребностями.

Что стоит за слабостью? Иногда — страх одиночества, о чем писал Эрих Фромм в своей теории власти. «Он полагал, что стремление к власти обусловлено страхом и избеганием одиночества, социальной изоляции, — объясняет Марик Хазин. — Это точная мысль: человек боится одиночества. Если я буду застенчивым, то буду одинок. Надо быть лидером, растить свою сильную сторону — становиться оратором, добиваться своего на сцене или в парламенте. В этом стремлении обладать чужим вниманием есть садистический мотив. Он превращает другого в функцию, заставляет его служить своим интересам и включает контроль — одну из самых мощных манипуляций».

Иногда стремление к власти развивает сверхспособности, которые и позволяют стать лидером (как пример — известные политические лидеры). Но весь вопрос в том, для чего используются эти гиперкачества.

«Вместо того, чтобы искать успех, вешать себе ордена и погоны, добиваться новых статусов, покупать новые машины, квартиры, нужно отдавать себе отчет, что в конечном итоге мы останемся у разбитого корыта, — говорит Марик Хазин. — Юнг считал, что мы становимся невротиками, потому что довольствуемся неполными ответами на вопросы, которые нам ставит жизнь. Мы нуждаемся в духовности, считал он. И я с ним полностью согласен».

Сила и власть — не одно и то же

Вернемся к Карен Хорни, которая считала, что нормативное стремление к власти предполагает осознание и обладание ресурсом для достижения какой-то цели. Случай, описанный нашим героем Андреем, как раз иллюстрирует такое осознанное отношение к должности как инструменту достижения нового уровня своего личностного развития и успеха компании в целом. Он, конечно, мог пойти и по пути Сергея.

«Как говорил Карл Юнг, у каждого из нас есть теневая сторона: озлобленность, зависть, ненависть, желание доминировать и контролировать других ради собственного самоутверждения, — объясняет Марик Хазин. — И можно это признать в себе и не дать поглотить тени наш свет.

Например, феминизм в своем экстремальном выражении — проявление закомплексованности, желания преодолеть многовековое доминирование мужчин. А чего еще можно ожидать от харизматичных женщин, если власть захватили мужчины?

И женщины вынуждены пробиваться через этот мощный блок. Хотя женщины — куда лучшие политики и руководители. Они в большей степени открыты и готовы делиться своими ресурсами. На недавних выборах в Израиле я, например, голосовал за женщину, которая была интереснее и сильнее кандидатов-мужчин. Но, увы, она не прошла».

На самом деле женщины и так правят миром, просто мужчины об этом не догадываются. Есть такой еврейский анекдот. Рабинович везет в машине жену и тещу.

Жена:

— Правее!

Теща:

— Левее!

— Быстрее!

— Медленнее!

Рабинович не выдерживает:

— Послушай, Циля, я не понимаю, кто ведет машину — ты или твоя мама?

Эрих Фромм дифференцировал два понятия — власть и сила. Можно быть сильным и не стремиться к власти. Когда мы чувствуем себя самими собой, нам не нужна власть. Да, в какой-то момент нам приятны аплодисменты и дифирамбы, но однажды приходит насыщение. И появляется то, о чем писал Виктор Франкл, — осознание смысла своего существования. Для чего я на этой земле? Что я привнесу в мир? Как я обогащу духовно самого себя?

Тот, кто осознает свою силу, понимает, что ему необходимо развиваться, самосовершенствоваться. Например, как Галина. Люди тянутся к силе. «Настоящий лидер в своей силе должен проявлять любовь и заботу. Но если послушать выступления известных политиков, руководителей стран, вы не услышите ничего про любовь, — комментирует Марик Хазин. — Любовь — это желание давать. Когда я не могу дать, я начинаю брать. Настоящие руководители, которые любят своих сотрудников, готовы отдавать. И речь не столько о материальной стороне».

Дэвид Кларенс Макклелланд, американский психолог, выделял три составляющие успешного бизнеса: достижения, власть и аффилиацию (стремление к неформальным, теплым взаимоотношениям). Самыми устойчивыми и успешными становятся те компании, где развиты все три.

«Власть — это не управление людьми. Властвовать — значит доминировать, командовать, контролировать, — поясняет Марик Хазин. — Я за управление. Посмотрите на водителей на дороге. Контролирующие водители зажаты, они вцепляются в руль, нагибаются вперед. Уверенный в себе водитель может вести машину одним пальцем, он может отпустить руль, он не боится дороги. Точно так же и в бизнесе, и в семье. Быть в диалоге, управлять, а не контролировать, делить функции, договариваться. Куда более ресурсно воспитывать в себе эти качества всю жизнь, ведь мы не рождаемся с ними».