Я много лет наблюдал за людьми и за собой, прежде чем написать то, что сейчас напишу. Многие, если не все неудачи и несчастья нашего человека происходят оттого, что он не сумел полюбить себя. Казалось бы, какая тут проблема? Всякий относится к себе хорошо или даже превосходно, все мы, в конце концов, разумные или неразумные эгоисты.
Но речь не о том.
Вторая заповедь Христова «возлюби ближнего твоего, как самого себя» оказалась не только непомерно трудной, но и до конца не понятой. Глагольной, то есть действенной, требующей усилия представлялась только первая часть фразы: «возлюби ближнего». А «самого себя» задержалось в пассивной тени, как само собой разумеющееся. Не тут-то было.
Проситель в конторе или в офисе тысячу раз извиняется, смотрит на всех приготовленными любящими глазами, подскакивает услужливо с зажигалкой. Парень в очках суетится перед лифтом, всех пропускает, пропускает и в который раз остается один перед кнопкой вызова. Бабушка на рынке просит взвесить ей четыре картошечки (вот отсюда, милая). Румяная девица сначала не замечает ее, потом все же решает объясниться: «Ну что ты на меня смотришь, как червь на овощ? Да я за четырьмя картошками и жопу нагинать не стану».
А старушка-то (вот ужас!) не обозлилась, не обиделась хотя бы, а кивнула понимающе, чуть заискивающе, но внешне сметливо, давая понять, что способна оценить обременительность своей просьбы, и сказала: «А я еще и морковочки возьму».
Годы царизма, потом сталинизма и всех форм советизма, я понимаю. Говорят: рабская психология. Или просто жесткое, репрессивное воспитание в семье. Все возможно. Но я хочу зайти с другой стороны: мы не умеем любить себя.
Вот еще один ряд. Два товарища весело беседуют посреди тротуара, их обходят по проезжей части. Эти уж точно ценят только себя, только себя и любят. Бодрая старушка раскидывает толпу, продвигаясь к прилавку или к ступенькам маршрутки. Она ли себя не любит? Продавщица, или секретарша, или лицо в служебном окошке мило болтает с кем-то о грибном сезоне, о «потрясной» шляпке в соседнем бутике, о вчерашнем уик-энде, с поразительной выдержкой игнорируя волнующуюся очередь. Ну и как, вы думаете, она к себе относится?
Все это очевидно. Как очевидно и то, что евангельская заповедь говорит о чем-то другом.
Возлюбить себя – это не нарциссизм, не любовь к своей внешности, плоти, к своему автономному пространству. Это любовь к лучшему в себе, к высокому, если хотите. Мы в своих помыслах чаще всего благородны, в поступках плоше, но, возлюбив помыслы, мы даем им как бы реальность поступков, и есть надежда, что они превратятся в поступки, если мы будем любить их и ценить. Тогда и другого мы сможем полюбить за лучшее, пусть и не реализованное пока. Мы оценим его по шкале собственных стремлений. А так что же, дурной человек ищет и находит в своем поведении оправдания и смыслы. Это не трудно. Его рай – в норе обмана и кривизны. Замечательный мыслитель ХХ века Ухтомский сказал однажды: «Плут и обманщик увидит плута и обманщика и тогда, когда перед ним пройдет Сократ или Христос: он не способен узнать Сократа или Христа и тогда, когда будет лицом к лицу с ними». Вот ведь в чем фокус!
Зеленый светофор гаснет быстрее, чем человек с палочкой или ребенок могут перейти дорогу. Люди униженно минуют проспект вприпрыжку. Кто замерял это время?
Вертушка в метро бьет пассажиров по причинному месту. Кто так догадливо замерил ее высоту?Двери в метро же закрываются, разрезая толпу.
Обольстительная женщина простучала каблучками по коридору, в шуршащем коротком платье, с золотыми браслетами на запястьях, а из кабинета вышла потухшая. Ей только что выписали пенсионное удостоверение «по старости».
Это мелкое и крупное хамство на каждом шагу. Тут бы и вступиться гражданскому обществу, тут и заговаривают о достоинстве, о гуманизации социальной сферы, о правах человека. Все, несомненно, так. Но и права человека, и достоинство – следствие. Человек должен сначала полюбить себя. Отсутствие этого чувства не скрыть ни эпатажным поведением, ни заносчивостью, ни веселостью, ни вежливостью. Люди безошибочно определяют человека, который в глубине своей готов к пренебрежению и даже к унижению.
Удивительный эпизод сохранился в записках Пушкина: «Я встретился с Надеждиным у Погодина. Он показался мне весьма простонародным, vulgar, скучен, заносчив и без всякого приличия. Например, он поднял платок, мною уроненный».
Казалось бы, тут-то что зазорного? Подать платок Пушкину. Но у поэта острый глаз на качество человека, который не любит себя и готов к унижению.
