Когда речь заходит о том, что такое психотерапия, часто слышу и от пациентов, и от психологов: «Лечение и утешение». И ведь правда – если пациент не получает их от меня, то зачем я ему вообще, и, может быть, лучше потратить деньги на утехи и потехи, предоставив дело времени, которое утешит? Тем более что в жизни утешают многие, а утешить могут единицы, если они вообще есть, – так почему бы психотерапевту не утешить, разве не этому его учили?
Начиная работать, я, как почти все начинающие, так и делал. Потребовались годы, чтобы начать серьезно задумываться о том, почему, для чего утешаю и что из этого получается.
Самые частые ассоциации со словом «утешение» – мама, бабушка, любимый человек. Самый распространенный язык утешения – слова типа «ты мой маленький, бедненький» и объятия-поглаживания: жалость и ласка. Но это то, что человек позволяет близким и что только в их исполнении и утешает. Как будто растворяешься в человеке, растворяешь его в себе, сливаешься с ним.
Могу ли я в рамках выполнения своей работы рассчитывать на такую близость и будет ли она принята пациентом? Могу ли говорить ему такие слова и обнимать-гладить без риска обзавестись кучей неприятностей?
Стоило немалого труда осознать, что утешаю потому, что чувствую себя дискомфортно, встречаясь с душевной болью пациента, и для того, чтобы от этого дискомфорта избавиться. То есть помогаю ли ему – большой вопрос, но себе точно помогаю. Неумышленно работаю прежде всего на себя, защищаясь от неосознаваемого страха, запускаемого происходящим с пациентом, – а вдруг и со мной так же?
Это вроде валерьянки, которую глотаешь чуть ли не стаканами, не леча сердце
Защищаться помогает позиция сильного, знающего, опекающего. Она приглушает страх – по крайней мере, в идущей терапевтической сессии, но с другими пациентами он будет заявлять о себе снова и снова. Это вроде валерьянки, которую глотаешь чуть ли не стаканами, не леча сердце.
Для пациента это может служить поддержкой его детской позиции и неосознанного стремления сохранять свои симптомы, чтобы снова и снова вызывать у меня реакции заботящегося родителя, подсаживаясь на психотерапию как на своего рода наркотик.
Из этой позиции я говорю с пациентом не на языке переживания, а на языке рассудка. На помощь придут цитаты из философов, заветы Сократа по ведению диалога, сведения об игре биохимии в мозгу и т.д. и т.п. Но скорее всего терапевтический диалог не получается: как сказал поэт А. Радковский: «Со стороны язык наш одинаков, но говорим на разных языках». Получается обращенный к не знающему ученику монолог знающего учителя. Он разъединяет, а не объединяет.
Женщина в групповой терапии работает с проблемой агрессивности и вдруг начинает рыдать, почти крича: «Вы не знаете, что это такое, когда вас насилует собственный отец и вы всю жизнь чувствуете себя плохой, грязной, виноватой, не такой, отвергаемой всеми».
Ее рыдания становятся все сильнее, и кто-то из группы, сидящий сзади нее, встает и направляется к ней с явным намерением обнять и утешать. Останавливаю жестом руки. Пациентка продолжает рыдать, так, что душу разрывает. Полное впечатление, что она впервые сказала об этом.
Психотерапевтическое утешение существует, но не как средство, а как результат
Потом, когда она уже успокоилась и работа с ней закончилась, спрашиваю ее об этом. «Много раз рассказывала, и всегда одно и то же – жалеют, утешают, успокаивают, только подчеркивая этим, что я не такая, как они, – ответила она. – А сейчас мне хорошо, и спасибо всем, что не жалели». Она дала прекрасный урок группе и мне.
Так существует ли психотерапевтическое утешение? Да, но не как средство, а как результат. И не я приношу его пациенту на терапевтическом блюдечке, а он приходит к нему сам.
Чтобы это могло случиться, от меня требуется принимать пациента таким, какой он есть, уважать его право на любые – даже самые тяжелые – переживания и их проявления. Так я поддерживаю его самоуважение и возможность использования своего потенциала для совладания с тем, что его ко мне привело, с проблемными ситуациями и с жизнью, которая сама, если вдуматься, есть цепочка разрешения проблем.
