Последние 30 лет Шерри Теркл (Sherry Turkle) преподает социальную психологию в Массачусетском технологическом институте (MIT) и изучает влияние цифровых технологий на поведение людей. В своих книгах1 она пишет о соблазнах «дружбы с машиной», развитии социальных сетей и виртуальных реальностей, их влиянии на нашу культуру и жизнь. Она призывает сопротивляться вредным последствиям того, что люди никогда не отходят далеко от электронной почты или мобильного телефона с сообщениями, от Twitter или Facebook (запрещенная в России экстремистская организация). По ее мнению, это сказывается на семейной жизни, образовании, романтических отношениях и создает реальную угрозу одиночества. Шерри Теркл говорит об увлечении жизнью на экране в ущерб жизни в реальном мире, демонстрируя, что мы сегодня не принадлежим полностью ни к одному из этих миров. И предлагает противоядие — больше разговаривать друг с другом. Пояснения автора.
«Я давно пишу об этих проблемах. Сейчас даже меньше. Поначалу мне казалось, что люди не хотят слышать то, о чем я говорю. Людей, которым не нравится то, что происходит, на мой взгляд, стало больше, но они не знают, что делать. Вот статистика: 89% взрослых американцев признаются, что отвечали на звонки/сообщения во время последней встречи с друзьями, и 82% из них почувствовали, что после ответа на звонок качество разговора ухудшилось. Меня поразила история о девочке, которая воскликнула: «Папа! Хватит гуглить! Я хочу поговорить с тобой!» Меня вообще удивляют дети, которые говорят: «Я хочу растить своих детей не так, как растят меня. Я хочу, чтобы у меня дома все разговаривали со всеми». Учитывая, что у детей нет особого опыта беседы за обеденным столом и разговора с друзьями без iPhone, я думаю, что они обладают врожденной сопротивляемостью. После пяти дней, проведенных в лагере, где не было интернета, дети стали больше сочувствовать друг другу (показатели уровня эмпатии начали расти). Мне представляется, что способность к разговору заложена в нас природой. Конечно, в нас заложено также стремление к новизне и способность отвлекаться. Но сегодня мы создали такую среду, которая отвлекает нас на отвлечения.
Конечно, я не собираюсь отказываться от телефона, он очень полезен. Но не надо пользоваться им всегда. Если я отправляю электронное письмо или мобильное сообщение, собеседник не чувствует меня. Печатать и говорить — это разные занятия. Студенты все чаще сообщают, что им не нужны личные встречи со мной, переписки вполне достаточно. Когда я спрашиваю, почему, они обычно отвечают, что хотят как можно лучше сформулировать вопрос, чтобы и я могла ответить как можно точнее. Они хотят, чтобы идеальная «я» встречалась с идеальными «ими». Но это не мы. Это алгоритмический взгляд на жизнь. Кто любит учиться из-за того, что может задать преподавателю идеальный вопрос и получить идеальный ответ? Никто не помнит дословно, что говорили ему любимые учителя, но все помнят тон и ситуацию, в которой это говорилось.
Я хотела бы привлечь внимание антропологов к этой проблеме. Речь идет о начале социальной роботизации, создании машин, которые делали бы вид, что заботятся о нас, любят нас. Следующим шагом стало создание устройств, способных постоянно отвлекать нас. Теперь «девайсы» всегда с нами, и мне захотелось исследовать, как это меняет мир. Вероятно, за этими изменениями стоят коммерческие интересы. И несмотря на то что многие это понимают, большинство считает, что оно того стоит. Я тоже хочу участвовать в этих изменениях. Я встречаюсь с инженерами, с людьми, работающими в этой отрасли, которые говорят, что можно делать деньги и на том, чтобы у вас была возможность отдохнуть от своего телефона. Мы увидим, как люди разучатся говорить друг с другом?
Мне приходится бороться со стремлением смотреть на телефон так же часто, как на часы. Я не могу просто взять и оставить его в соседней комнате. Если я с ним не расстанусь, то обязательно проснусь в два часа ночи и подумаю, что надо прочесть сообщения. Или посчитать количество моих книг на Amazon. Начав в два часа ночи, я могу внезапно обнаружить, что уже четыре и через два часа мне пора вставать... Дело в том, что мы не знаем меры. Вот, например, отец купает двухлетнюю дочь и попутно проверяет электронную почту, а раньше в это время он играл с ребенком. Вот это меня и тревожит.
Последствия не-разговора не поддаются измерению. В интервью работающие люди признавались, что не знают, как вести беседу, когда приходят на работу. Сначала вы сажаете ребенка в манеж и даете ему iPad вместо того, чтобы общаться с ним или читать ему, потом дети идут в школу, где обучение ведется в основном через экран, стоит ли тогда удивляться, что шестиклассники при попытке заговорить с ними смотрят в пол и не знают, что сказать? Я видела много детей, которым надо сделать домашнее задание на планшете, но они не могут сосредоточиться на тексте, пока он не распечатан. Я это понимаю. Я знаю, как читать что-то сложное на мониторе устройства, которое открывает мне доступ во все другие сферы моей жизни. Мы хотим, чтобы дети делали домашнее задание при помощи гаджета, с которого у них есть доступ в соцсети. Представляете себе эту внутреннюю борьбу?
У нас с дочерью, пока она росла, были особые зоны. Компьютерам и телефонам запрещалось появляться на кухне, за обеденным столом или в машине. Я думаю, что в этих зонах и создается пространство семьи. Мне не кажется эффективным выделение для разговоров определенных часов в распорядке дня. Конечно, важно, чтобы и родители соблюдали правило особых зон. Проблема не в том, что наши дети любят писать на экране, в том, что они не должны этого делать, когда разговаривают с нами. И мы с дочерью никогда не были (и не будем) друзьями на Facebook (запрещенная в России экстремистская организация). Нам и так есть где поговорить».
1 «Жизнь на экране» («Life on the Screen», Simon & Schuster, 1997), «Второе Я» («The Second Self», MIT Press, 2005), «Одиночество вместе» («Alone Together», Basic Books, 2012).
Подробнее см. на издания The Guardian.
