Я мама двойни, шумных и своенравных трехлеток. В этом году они пошли в сад, понемногу адаптируются, а я вернулась на работу, езжу в пресс-туры и командировки. В семье меня поддерживают и помогают, а мальчишки, хоть и скучают, но — я уверена — всегда под присмотром. Я никогда за них раньше не волновалась. Раньше — никогда.
Я была в Ижевске 26 сентября. Прилетела накануне, чтобы ездить по Удмуртии, ходить в музеи, любоваться туристическими городами, а потом писать советы туристам. Это должна была быть веселая поездка, возможность немножко отдохнуть от быта, переключиться. Мы как раз ехали с группой на двухэтажном автобусе по центру, когда мимо стали проноситься скорые и полицейские машины. Потом в одном из новостных каналов потянулась страшная хроника: Ижевск, школа, стрелок.
Экскурсовод рассказывала про оружейников в зеленых кафтанах, которых прозвали «крокодилами», и не сразу сообразила, что мы обсуждаем и почему ее никто не слушает. Информация шла противоречивая: то пострадали двое, то ранено десять человек. Ни слова про убитых.
Помню, как мне написали из дома, встревоженное сообщение — я же там, именно там — а я успокаивала своих: «Он застрелился. Пишут, что 10 пострадавших. Пострадали — значит, не умерли. Главное, никто не умер, все хорошо».
Обзорная по Ижевску завершилась, мы отправились в Воткинск. Уже по дороге нас догнала правда. Столько погибших! Дети… Я попыталась сглотнуть ком в горле, но он никуда не делся. И так отчетливо представились собственные дети, которые тоже в каком-то учреждении, под «защитой» чужих детей — воспитательницы да старенького охранника.
Нестерпимо захотелось обнять их, прямо сейчас, и гори он огнем, этот пресс-тур. И уже рождались планы, один невероятнее другого, как бы их забрать из садика и никогда никуда не отправлять, потому по земле ходят злые люди — и им не дают покоя наши дети.
В ресторане, где у нас был запланирован обед, уже ждали официантки. Глаза у них были на мокром месте. Новости облетели регион мгновенно, и в соседнем городе эту трагедию приняли так же близко к сердцу, как если бы это были их знакомые, родные, соседи.
Мы ездили по экскурсии — есть программа, ее надо увидеть, это работа. А у меня параллельно потекли сообщения в родительском чате. Мамы и папы наперебой спрашивали воспитателей, как у нас обстоят дела с охраной, почему нет электронного замка, нет ли возможности его поставить, почему кто угодно может зайти на территорию, так быть не должно. Воспитатели слабо отбивались, что надо спрашивать заведующую, что они не знают… Потом закрыли возможность отправлять сообщения в группе.
Дискуссия переместилась в альтернативный чат, без воспитателей. Я перестала ее читать. Я узнала тревогу, эту вечную родительскую боль, мою личную тревогу. Что, если пока я тут, с ними там… что-то случится. Придет сумасшедший и откроет огонь? Украдут, собьет машина — мало ли страшных новостей каждый день случается, можно и не открывать ленту происшествий.
Но правда в том, что это может случиться. От этого невозможно уберечься. Весь ужас в том, что это воля случая. Мальчик всю неделю сидел на больничном, вышел первый день — и в школе объявился стрелок. Так просто случилось. Никто не мог предугадать. Ничто не могло уберечь. Ни охрана с пистолетами, ни колючая проволока и забор под напряжением — не там, так в другом месте, беда будет подстерегать в тысяче обличий. И либо случаться — либо обходить стороной.
От этой мысли невыносимо, хочется лезть на стенку — но мы, родители, ничего не можем с этим поделать.
Мы тешим себя иллюзиями, что что-то там предусмотрели, где-то обезопасили, а потом случается новая беда — и ты понимаешь, что, оказавшись в такой же ситуации, тоже ничего бы не смог поделать. Просто в их школы пришел человек с оружием, а в наш садик — нет. Вот и вся разница.
Я не стала писать этого в чат. Пусть предпринимают меры, выбивают электронный замок, который точно так же будет открыт в часы, когда родители забирают детей и идут один за другим через калитку, и кто угодно все так же зайдет на территорию сада, а там… Мои мальчишки. И беда либо случится, либо нет.
Я еще три дня была в Удмуртии и улетала из Ижевска. Это было тяжело — находится там, сочувствовать этим людям и осознавать свою беспомощность, нашу всеобщую беспомощность. Это лучше всего выражают слова на ограде школы: «Простите, дети, мы вас не уберегли».
Я вернулась домой и крепко обняла своих мальчишек. И на следующий день они пошли в садик. И пойдут снова. И все, что мне остается, — это крепко обнимать их и надеяться, что этот мир будет к ним добр. И снова крепко обнимать…
