Когда я рассказываю русскоязычной публике, как ведут себя в отношениях русские мужчины и европейцы, реакция зала делится четко по гендерному признаку. Мужчины напрягаются и начинают спорить, а женщины подходят и благодарят: «Думала, я сошла с ума, но вы подтверждаете мои чувства, которые я даже не знала, как озвучить».
Я опросила почти тысячу женщин, которые случайно или намеренно выбрали в партнеры европейцев после неудачных попыток построить счастье на Родине. И заметила одну вещь: все были одинаково несчастны с соотечественниками, но так по-разному счастливы со своими Джонами, Педрами, Андреасами и Питерами.
Проще всего сказать, что «все дело в деньгах, она просто хотела жить красиво». Но дело не в этом. Европейцы могут жить в достатке, но не шикуют, стараются экономить. А муж, который содержит жену, и вовсе редкое явление. Нет, деньги тут не главное.
Знаете, что говорят сами женщины? «В отношениях с мужем мне не хватало... мужа». Он вроде бы рядом, но до него не достучаться.
И если бы только до него. Мамы, бабушки, а то и старшие подруги на их жалобы отвечают: все так живут. Не пьет — и радуйся. Сама виновата, плохо вдохновляешь, много хочешь, неправильно заботишься...
Они живут в постоянной борьбе с изматывающим страхом — быть «недостаточно мужиком», обнаружить себя слабым, зависимым
Что остается женщине? Решить, что она чувствует что-то неправильное, и искать утешения в тренингах женственности? Как будто можно повлиять на того, кто не хочет.
А наши мужчины вообще мало интересуются выстраиванием отношений. Им не до того. Они живут в постоянной борьбе с изматывающим страхом — быть «недостаточно мужиком», обнаружить себя слабым, зависимым.
Что и кому на самом деле они пытаются доказать? Кто вложил им эти мысли в голову? Перед кем они пытаются оправдаться? Спойлер: они тоже не виноваты.
Эхо коллективной травмы
Чувствовать себя слабым, беспомощным вообще-то очень тяжело. Да что там, просто невыносимо. Настолько, что мы всеми силами стараемся выбросить эту чувства из сознания. Но они никуда не исчезают.
Как и любой неприятный опыт, неодобряемое в семье поведение томится в нашей внутренней тюрьме — бессознательном. И оттуда исподволь может управлять нами. Но это еще не все. Психолог Карл Густав Юнг считал, что у каждого из нас, помимо личного, есть еще и коллективное бессознательное. Установки и привычки предков как будто прорастают в каждом из нас, причудливо преломляются через личное бессознательное и выводятся в сознание порой очень странным способом.
На коллективном уровне целое поколение потеряло отцов. Коллективный отец ушел и не вернулся. Он — недостижимый герой
А если исторический опыт наших предков был тяжелым, мы наследуем и душевные «шрамы», которые он оставил. А травм у нас хоть отбавляй: общегосударственный психоз революций, сверху «отполированный» травмой войны...
Под удар попали все, но в разной степени. На коллективном уровне целое поколение потеряло отцов. Коллективный отец ушел и не вернулся. Он — недостижимый герой, идеальный, как и все мертвое. Он не ходит на работу, не возделывает землю, не строит дом и не сажает дерево. Его сын был выращен «однополой парой» — мамой и бабушкой, придавленными горем, одиночеством и нереализованностью. Чтобы быть зрелыми, нам надо научиться отделять личное и коллективное.
Похожие для целого общества паттерны поведения аналитические психологи назовут архетипической динамикой, которая мешает нам быть самими собой, потому что мы будто становимся частями заранее спланированного спектакля, где все роли прописаны и распределены заранее. И самое время разобраться, героями какой сказки мы все невольно стали.
Русская мать, бессмысленная и беспощадная
Женщина страдает без того, с кем она могла бы почувствовать себя в безопасности, быть теплой, принимающей и спокойной. Ей приходится взваливать на себя бремя сильного. Она много трудится, решает проблемы... но совершенно перестает чувствовать.
Гремучий эмоциональный коктейль, состоящий из униженности, использованности, безнадежности, скорби, гнева и беспомощности, она передала вниз по поколенческой лестнице. Ей невыносимо жить с этими переживаниями, и она старается спрятаться от себя самой за маской.
Вспомните наши любимые сказки. «Золушка», «Морозко», «Спящая красавица» — везде мы видим такую мерзкую мачеху, которая пытается быть не той, кто она есть на самом деле, выглядит комично и злится на это без меры. И чем больше в целом поколении чувствуется дух этой «мачехи», тем сложнее всем и каждому.
У этой коллективной матери есть любимчики и постылые дети.
Война давно кончилась, можно расслабиться и учиться не выживать, а жить. И видеть в глазах женщины не отражение матери, а саму женщину
Через безмерно избалованных любимчиков она пытается прожить другую, идеальную, сытую и довольную жизнь. Она называет это любовью, хотя это власть. Она «откармливает» ребенка, словно рождественского гуся, чтобы проглотить его и наконец утолить свой чувственный голод.
Постылые же дети тоже берут на себя важную функцию — на них можно проецировать свои слабые, отрицаемые и отвергаемые стороны. В результате они безропотно отыгрывают «быдло» и «ничтожество», либо пытаются изо всех сил доказать матери, что они на самом деле хорошие и достойные.
Вот только осознанность и самостоятельность ребенка такой матери в любом случае невыгодна. А вдруг он увидит, что она и правда не та, за кого себя выдает? Ей станет больно. Пусть лучше будет беспомощным, слабым, зависимым.
Поэтому мужчина, выросший под властью тиранической матери, не умеет заботиться о себе, но активно ищет суррогат этих отношений — например, в форме мамы-жены или идеального государства, которое само позаботится о согражданах.
Мальчик привык бороться за любовь, но не знает, что с ней делать. Он даже не представляет, что любить можно просто так. И себя, и женщину, и работу, и государство. Война давно кончилась, можно расслабиться и учиться не выживать, а жить. И видеть в глазах женщины не отражение матери, а ее саму — женщину.
Курица — птица, женщина — человек
Есть такая шутка, что мужчины бывают трех типов: мачо, чмо и «мам, чо?».
Многие российские мужчины или живут в одной из этих ролей всю жизнь, или бегают из одной в другую. Они при этом могут быть приятными людьми, замечательными друзьями, хорошими сотрудниками. Но в отношениях с женщиной всегда будет присутствовать этакая «мама головного мозга».
Ее, может, уже нет рядом физически, но ее послания глубоко въелись в самую суть его личности. В этом внутреннем голосе постоянно звучит зависть к его благополучию или гнев за его неспособность стать идеальным. На работе и дома, он постоянно борется с мамиными проклятиями. И ведь нельзя дать слабину, поднять забрало и признаться себе, как на самом деле было важно ее доброе слово, так и не услышанное.
Захваченный этим комплексом, мужчина больше занят выяснением фантомных отношений с матерью, чем налаживанием контакта с реальным партнером.
Неудивительно, что наши женщины теряют голову от восторга, когда понимают, как к ним относятся «датчане и разные прочие шведы» (вспомним Маяковского).
Там она — такой же человек, такая же личность, а не смутное воплощение детского кошмара. В Европе с отцовскими и материнскими образами дело обстоит лучше. В этом смысле ее жителям повезло: они уже разобрались с борьбой за выживание и перешли к спокойной жизни. Испытаний им выпало меньше, чем нам. Есть модели женщины и мужчины, матери и отца.
Конечно, там тоже живут не ангелы — с каким испугом иной делит счета и дарит подарки... Для местных женщин такое поведение — моветон и признак инфантильности. Но все же примеров такого «оборонительного» ухаживания там меньше. Здоровый европеец будет и платить, и дарить, но не модное и дорогое, а милое и личностно окрашенное. Но сначала убедится, что женщина его не использует, а серьезна в своих намерениях. Впрочем, здоровый русский умеет это делать не хуже.
Хватит этой борьбы за любовь
И это хорошая новость: наши мужчины вовсе не дикари, не какие-то бесчувственные и хаотичные от природы существа. Им просто никто не рассказал, что можно получать удовольствие от эмоциональности, что можно быть нежным и даже (о, ужас!) иногда заплакать.
Но невозможно чувствовать только приятное, не разобравшись с неприятным: болью, зависимостью, растерянностью и противоречивостью. Но выход всегда там же, где и вход. Признавая свою слабость, мы открываем доступ к силе.
Пережить коллективную травму можно только на индивидуальном уровне, выйдя из-под власти архетипа и прожив личное отношение к своему прошлому.
Делая маленькие добрые дела, мы тем самым излечиваем себя и создаем новую коллективную историю
Можно изучить историю своей семьи и узнать больше о том, через что прошли родственники, чтобы дать нам жизнь. Увидеть, как трагедии страны коснулись нас и нашего окружения, и придумать собственные ритуалы горевания.
Мы можем с поисковыми отрядами находить останки погибших в войне и хоронить их. Мы можем выходить в день памяти жертв политических репрессий к Соловецкому камню и возвращать имена безвинно убиенных. Мы можем научиться заботиться сами, пусть не обо всех, но хотя бы о каких-то своих потребностях, и помогать от избытка тем, кому сейчас тяжелее.
Делая маленькие добрые дела, мы тем самым излечиваем себя и создаем новую коллективную историю. Она уже лучше. У молодого поколения мальчиков есть отец, хоть и такой страдающий. А значит, освобождение от негативного материнского комплекса не за горами.
