Нужна ли детям безопасная среда?

Нужна ли детям безопасная среда?

Современные родители пекутся о безопасности ребенка так, как не делали этого их предшественники. И это мешает детям получить необходимый для здоровья и выживания телесный опыт, который не передается с помощью слов и инструкций. Почему безопасные условия на самом деле не гарантируют безопасности?

Мы стараемся сделать так, чтобы ребенок не сталкивался с потенциальными угрозами ­– но хорошо ли это для него? Окружающий мир — не игровая комната с мягкими стенами. И дети оказываются абсолютно беспомощными в критических ситуациях, потому что не имеют навыков обращения с огнем, представлений об изменчивости природы, не знают даже того, как устроен их собственный двор. Почему так получается и чему верить: глазам, карте или собственному телу?

Нужно ли детям безопасное пространство?

Считается, что дети ждут от нас, взрослых, что мы обеспечим им безопасность. Но ждут ли они этого на самом деле? В период от года до пяти ребенок все время проверяет нас на прочность, все время нарушает границы. Про это есть семинары, тренинги — родителей обучают, какие границы детям нужны, какие не нужны — настолько это актуальная тема.

Меня лично все это заставляет усомниться в том, что дети ждут безопасности от родителей. Дети скорее ожидают, что в случае чего родитель может защитить, поддержать, вылечить, утешить. Но ребенок обычно не ждет безопасного пространства от родителя. Это скорее уже то, что мы формируем, это вторичный эффект от воздействия социума.

Жан Ледлофф в книге «Как вырастить ребенка счастливым. Принцип преемственности» описывает свои впечатления от методов воспитания, которые используют южноамериканские индейцы племени екуана. Их дети ползают среди мачете, сидят рядом с горящим очагом. С двух лет у них уже есть свои собственные луки и острые стрелы. У девочек есть свои терки, на которых они трут тапиоку.

Родители не ограждают детей от опасных мест, в том числе от высоких и глубоких ям. Грудной ребенок может сидеть рядом с ямой — и не падает в нее. И у взрослых не возникает мысли, что ребенок упадет в эту яму. Детей нельзя нарочно научить этому, но дети могут учиться безопасному поведению сами.

Вспомните свои ощущения, когда нога проваливается в яму. Сразу вестибулярный аппарат начинает работать, дух немножко захватывает — и мы выравниваем баланс. Для взрослого это буквально краткий миг. Мы ведь уже по опыту знаем, что сейчас все будет нормально, а для ребенка это очень сильные ощущения.

Даже когда ребенок еще спит в детской кроватке, рано или поздно он обязательно проверит край ручкой, ножкой. Он понимает: там пустое пространство, там у него нет опоры. В голове у него появляется связка: раз он не видит, что там, и при этом рука и нога не чувствуют опоры, значит, туда не надо наступать.

На уровне тела это совершенно очевидный запечатленный опыт для него, и он не будет падать. Каждый телесный опыт записывается ребенком на уровне телесных ощущений как важный. Если в раннем возрасте он скатился с постели, упал, то он точно запомнит это. И в следующий раз будет осторожнее.

Наблюдаешь подчас за совсем маленькими, грудными детьми — они, как ни странно, не падают с постели и очень быстро начинают спускаться с нее попой вперед. И это очень интересно. Он же не видит глазами край постели, но он как будто ногами и попой «знает», где край. Нет визуальной картинки, а тело знает, что делать.

Нейронные связи не выстроятся без опыта

«Страх — самый лучший учитель» — это фраза одной моей знакомой преподавательницы метода соматического движения Моше Фельденкрайза. Если маленькие дети немножко пугаются — в этом нет ничего страшного. Они чуть-чуть испугались, справились с ситуацией и двигаются дальше.

Хочется нам этого или нет, но мы должны понимать значение микротравм. Опыт негативных ощущений, негативного столкновения с реальностью и учит ребенка поступать тем или иным способом. Как он сделает вывод, как стоит или не стоит поступать, если у него нет опыта неприятных ощущений?

Очень многое зависит от того, как ведет себя взрослый. Если он пугается оттого, что испугался ребенок, то ребенок замечает следующее: «Пугаться — это значимо для родителя. Он обращает на меня внимание, когда я пугаюсь. Значит, нужно это делать!» И дети уже не думают о том, что надо что-то преодолеть — и научиться. Запускается цепочка эмоциональных и физических реакций, которая в итоге попросту мешает ребенку получать свой опыт.

Если родитель буквально цепенеет от мысли, что ребенок поранится, — это точно история для терапевта. Потому что это, скорее всего, симптом той травмы, которую он сам когда-то получил. И теперь «перекидывает» это на своего ребенка. Но ребенок-то тут ни при чем! Он имеет право на свои травмы.

Со страхами можно работать по-разному. Кто-то принимает успокоительное, кто-то медитирует, кто-то занимается экстремальными видами спорта, чтобы преодолеть их. Но самое главное — встретиться со своей травмой и проработать ее. Травма мешает видеть реальность непредвзято. А работа с травматическим опытом снимает эту предвзятость, освобождает от нее и дает возможность видеть и воспринимать мир свободно.

Что же касается родительской скуки, вспомним екуан из книги Ледлофф и истории из французского фильма «Babies»: если ребенок отстает от мамы, она его не тащит за руку, не помогает идти, не подбадривает, не учит, не дает обесценивающие комментарии. Просто ждет, когда ребенок до нее доберется. Она знает, что рано или поздно это произойдет.

Понятно, что такая стратегия вступает в противоречие с современным миром. У нас ведь как? «Чего ты там тащишься, застрял, что ли? Ноги подними, иди быстрее!» Нет времени ни на что, есть только дело, которое нужно сделать. До детской площадки надо дойти — я там наконец сяду и не буду тащиться как черепаха.

Тяжело ждать — проще на руки взять! А проще — кому? Нам, здесь и сейчас. А что потом? Ребенок подрастает, вот ему уже пять лет, и он говорит: «Мам, на ручки!» «Ты вырос, все, ходи ногами!» — а он не тренировался все это время. Мышцы не развиты, навыков нет. Ему, может быть, попросту больно. И еще он знает: маме это жутко скучно — ждать, замедляться. Он понимает, что столкнется с ее скукой. Ребенок же не может сказать: «Я сжимаюсь, когда ты фонишь скукой и раздражением. У меня апатия, ноги чугунными становятся».

Нам самим так страшно, а порой и скучно, что мы не можем находиться рядом с ребенком, который учится своей жизни. Нам будто бы нужно сделать монтаж, вырезать тот кусок, где он пробует. Вместо этого мы хотим поставить технику, дать готовую инструкцию.

И что в таком случае происходит с нейронными связями, которые должны образоваться в результате полученного опыта и в будущем помогать ребенку принимать решения? Мы просто их «вырезаем».

Он бы там сам их выстроил наиболее эффективным способом, заодно прокачал бы кучу способностей и навыков — и знал бы, что такое опасность, что такое безопасность на уровне тела. На уровне руки, ноги, глаз, спины, затылка. А так — мы «научили». Научили ли?

Картинка меняется

Мы недавно смеялись с подругой. Собрались знакомые в поле заниматься йогой. Я говорю, как это — в поле? Там же трава колется, солнце жжет. Осы жужжат, кусают слепни. Какая йога в поле? И потом — селфи не сделаешь, солнце то с одного боку, то с другого. Это все красивые картинки, не имеющие отношения к жизни. То, что мы видим, и то, что есть в реальности, отличается очень сильно. В этом и есть зазор между настоящим миром и визуальным восприятием.

Мы с ребенком готовили по рецепту, и он говорит: «Мама, ты не так делаешь, в книге написано по-другому». Но в книжке может быть написано что угодно, а делаем-то мы руками. То есть печатное слово гораздо выше ценится, чем телесный опыт, который человек нарабатывает. И это проблема вербального — а сейчас еще и очень технологичного — мира.

«Не верь рукам, не верь ногам, не верь своему телесному опыту. В книге ведь написано…» — так учили нас, и теперь мы воспитываем детей в той же парадигме. А ведь что книга, что картинка перед нами порой мало связаны с реальностью.

Например, мы смотрим на воду — и думаем, что там, внизу, ничего нет. Мы опираемся на свое зрение, и потому дальше может произойти неприятное и даже страшное.

Знакомые отдыхали около одной реки несколько лет подряд. Ныряли, плавали. В очередной раз приехали, кто-то из компании разбежался — и «рыбкой» в воду. И в камень головой… Слава богу, без серьезных травм обошлось, но больно, неприятно. Мы не учитываем, что река живая. Она год от года меняется. Камни двигаются, берега оползают. А об этом надо помнить — и взрослому, и ребенку.

Не учить, но позволить учиться

Как же развить в ребенке внимательное отношение к окружающему миру? Вот несколько простых способов, которые подойдут и для малышей, и для детей постарше.

«Теперь ты главный». Самое простое, что приходит в голову, — во время прогулки меняться с ребенком ролями, передавать ему контроль. Выходим на улицу, едем в парк или в центр — и говорим: «Теперь ты ведешь. Я не знаю дороги». Наша цель — передать ребенку самостоятельность, дать почувствовать себя главным. Он понимает, что это игра, что родитель спасет, если что. Но дети же лучше всех умеют играть, и они с радостью занимают позицию ведущего. И начинают двигаться, изучать мир.

Казаки-разбойники. Детей постарше хорошо научить играть в эту игру. Родитель может сидеть на скамеечке и просто наблюдать за происходящим. Смысл игры многие помнят из детства: две команды, одни должны убегать, а вторые — ловить соперников. Дети ищут окольные пути, чтобы спрятаться. Они оставляют метки для ориентации на местности. Значит, они ее считывают каким-то образом — и у них в голове формируется карта округи.

Дети, играя в такую простую и почти забытую игру, прокачивают кучу навыков. Ловкость, скорость, умение предугадывать действия другого и преодолевать преграды. Им нужно договариваться между собой и искать эффективные стратегии. Они начинают очень хорошо видеть, чувствовать окружающее пространство — и распоряжаться им. То есть они буквально осваивают территорию.

Что растет под ногами? Вокруг нас, даже в условиях города, много растений. Кто из них друг, а кто враг? «Дорогие дети, мы вышли на лужайку. Давайте посмотрим, какие здесь растения полезные, а какие вредные». Можно просто скачать приложение про растения — ходить и распознавать. К волчьему лыку не подходим, красную бузину не едим, борщевик оставляет следы на год — его не трогаем.

Не хочется пугать родителей и детей, но предупрежден — значит вооружен! Гуляя, играя, изучая окружающую среду, дети понимают: «Ага, мир-то живой! Интересно!» И они начинают выстраивать с ним отношения. Мир дает нам сигналы. И мы на них можем реагировать и тоже становиться живыми. И вот когда мы понимаем, что мир живой, мы живые — мы начинаем проявлять интерес. Мы пробуждаем в себе исследователя и готовы встречаться с разным.

Безопасное поведение и поведение при опасности: в чем разница?

Когда мы фокусируемся на том, что ищем безопасности или ориентируемся на нее, тогда мы ищем место, где нам будет хорошо. Мы ищем комфорт, спокойствие, удобство. А если фокус на опасности — это те ситуации, где нам надо ее распознать и избежать. Даже наши мышцы ведут себя по-разному в этих ситуациях.

Когда мы говорим о комфорте, удобстве, спокойствии — наше тело начинает расправляться, как будто воздух появляется внутри. В экстремальных ситуациях мы сжимаемся, собираемся, концентрируемся. Если в первой ситуации мы выстраиваем отношения с миром, то во второй мы строим границы. Это две принципиально разные истории. Можно сказать, что безопасное поведение — это стратегия жизни. А поведение в экстремальных ситуациях — это стратегия выживания. В этом и разница.

Безусловно, необходимо прокачивать навыки поведения в экстремальной ситуации, хотя бы раз в год проходить специальные тренинги. У нас, например, везде стоят огнетушители. Кто-нибудь знает, как ими пользоваться?

Мы в Натуральной школе работаем с детьми начиная с трех лет. И учим как раз подобным вещам: как обращаться с огнетушителем, что делать, если ты оказался в воде, будучи одетым. Показываем, как горит масло и что происходит, когда мы тушим горящее масло на сковороде, — это же шоу. (Горящее масло надо накрывать крышкой.) Мы проводим опыты в безопасных условиях и смотрим, что получается.

Вообще вся история про безопасное поведение или про действия в экстремальных ситуациях вырастает из того, что мы боимся травм, боли. А в конечном счете — боимся смерти. И это естественный страх. Мы без него не выжили бы. Но можно ли прожить жизнь, избегая ее?

В книге «Рони, дочь разбойника» отец говорит главной героине, что пропасть — это опасно, река и горы — тоже. Она спрашивает: «А как я буду справляться?» Ну, отвечает отец, как-то осваивай. И она осваивала.

«Для того чтобы лучше бояться, нужно быть близко к опасности», — решила девочка. И она была близко к опасности. Перепрыгивала через бурлящие реки, забиралась на горы. Прыгала через пропасть. Жила. Мне близка эта история.

Тело и технологии

«Карта не есть территория», — говорил ученый Альфред Коржибски. Если хорошо прописана карта, тогда она становится помощницей в освоении местности. Но все равно это разные вещи.

В современном мире реальность — это уже не то, что можно потрогать руками и ногами, почувствовать телом. Это то, что нарисовано на экране компьютера или смартфона, изображено на схемах. И это проблема современного человека! Технологии правят нами — и мы к ним привыкли. Но тело продолжает подавать нам сигналы.

Очень часто мы попадаем в опасные ситуации, которые таковыми не считаем. Мы не расцениваем как опасность езду в электричках, в машинах. А ведь всего 200 лет назад даже на лошадь было нельзя садиться, если ты не объездил ее. И в этом парадокс: наше тело на самом деле чувствует все это, считывает ситуацию как экстремальную.

Но мы его убеждаем: ничего опасного в ней нет. Мы делаем это разными способами. В самолете же есть пол под ногами, мы его чувствуем —значит, не опасно. В электричке есть пол — не опасно. Мы же стоим. А то, что этот пол двигается с удивительной скоростью, — неважно.

Но тело же все равно реагирует. И единственное, чем мы можем себе помочь, — это честно сказать: «Здесь на самом деле опасно. Но сейчас я помогаю своему телу не сжиматься от опасности. И ухожу читать книгу, смотреть фильм, слушать музыку. Я сознательно нахожусь в управляемой диссоциации — потому что осознаю, что нахожусь на опасной территории».

Если человек честно говорит это себе — он и сгруппироваться сможет, для него и опасность не будет неожиданностью. Он будет готов к ней. И его тело — тоже.