«Мы отважны, когда признаемся в своих чувствах»: как изменились любовь и секс — интервью социолога

Вы пишете, что любовь и сексуальность сегодня переживают не лучшие времена. Почему?

Ева Иллуз: Мы живем в эпоху эмоциональной неопределенности. Ориентиры, позволявшие зафиксировать любовные отношения, придать им устойчивости, рухнули в 1970-е. В XIX веке три сферы частной жизни были встроены друг в друга: сексуальность переплеталась с общественными институтами (семья, брак) и с любовными отношениями двоих.

После сексуальной революции эти три области оказались оторваны друг от друга, хронологический порядок установления отношений перевернулся: когда-то нужно было пережить любовь, чтобы получить секс, сегодня же, чтобы установить эмоциональную связь, нужно начать с секса.

Сексуальные «сериалы», то есть постоянная смена партнеров, дестабилизируют личность. Когда связь существует исключительно как сексуальная, то и отношения воспринимаются как нечто сиюминутное, временное, и вопрос о форме и структуре этих отношений не встает.

Но в тот момент, когда в игру вступает привязанность, все становится сложнее: нам не хватает социальных правил, ритуалов, культурных кодов. Мы разучились расшифровывать поведение и намерения другого человека и испытываем невероятные трудности, пытаясь понять, какую историю мы проживаем сейчас и как другой представляет свое место в этой истории: «У меня с ним только секс?»; «У него со мной эмоциональная связь?»

Я как социолог вижу, что когда мы перестаем понимать тип ситуации, в которой оказались, то не знаем, какому социальному сценарию следовать, какова наша роль и правила игры. Эта неопределенность вызывает тревогу. Именно поэтому нас тянет воспользоваться «инструкциями» вроде тех, что предлагаются в руководствах по личностному росту, или заимствовать модели поведения из фильмов вроде «Пятидесяти оттенков серого».

В чем состоят эти модели, которые можно определить как новый любовный конформизм?

Это действия, цель которых — получить контроль над ситуацией, сохранить свободу в поисках удовольствия. Новый любовный конформизм — поиск любых форм отношений, которые оставляют нам как можно больше свободы, гарантируя при этом неиссякаемый источник удовлетворения.

Но мы знаем, что крайне сложно примирить эти две противоположности: зависимость от тех, кого мы любим, и автономию. Мы впадаем в иллюзию собственного всемогущества: нам кажется, что все зависит только от нас, от наших правильных решений и умения управлять своими чувствами.

Вспоминается успех одного английского руководства под названием «Как выйти замуж за мужчину своей мечты», очень популярного в 1990-х. Авторы давали якобы любовные рецепты — например, «говоря с ним по телефону, ставьте песочные часы и кладите трубку до того, как просыплется песок» — на те случаи, где, как мы прекрасно знаем, никакой любви нет.

Эмоциональная сфера все больше напоминает минное поле, где индивидуальности встречаются в своей беззащитности, чтобы учиться обсуждать то, в чем они зависят друг от друга, при этом сохраняя автономию или хотя бы ее иллюзию. От нас ждут, что мы найдем свой способ функционирования в области чувств, но никто не говорит нам, что мы на самом деле имеем дело с хаосом, который не подчиняется никаким «принципам».

Вы критикуете некоторые современные представления о любви, в которых тоже видите конформизм…

Нам говорят о любви как о каком-то стабильном состоянии, которое у нас либо будет, либо нет, и которое мы сможем опознать, регулярно себя о нем спрашивая. Оно возникнет как религиозное откровение и немедленно вызовет наше обращение: «И тут вдруг я понимаю, что люблю Изабеллу»…

Но любовь устроена не так, это не откровение, сошедшее на нас раз и навсегда. Наши чувства работают иначе! Они пронзают нас. Они запутанны, неоднозначны. Мы не знаем, ни как, ни почему у конкретных двух людей отношения складываются или не складываются. И действия, направленные на выяснение того, что мы «на самом деле» чувствуем, ведут в тупик, ведь наши отношения развиваются, а ощущения меняются. Оголтелый культ удовольствий и автономии — возможно, способ «нормировать» чувства.

Если любовная жизнь сегодня так нормирована, имеет ли вообще смысл рисковать? И какого рода смелость мы могли бы проявить?

Смелость не сводится к позам или сексуальным практикам, этим сегодня уже никого не удивишь. Раскрепощение 1970-х годов, а затем и средства массовой информации проделали значительную работу в общественном сознании: они очень сильно сексуализировали тело и любовные отношения. Порнография, особенно с распространением интернета, сняла многие запреты, сделала нормой «смелые» и пограничные практики: использование секс-игрушек, свинг, садомазохизм.

Сегодня смелость требуется не в сексе, а в эмоциональной сфере. Она состоит в том, чтобы отказаться от стереотипов, согласно которым главное — секс, и признать любовные чувства и порывы даже в самых китчевых и пошлых проявлениях. Смелость сегодня — быть Эммой Бовари.

Что значит «китчевый» применительно к чувствам?

Это сентиментальность и отсутствие стыда за ее проявления, вера в сильные чувства, стремление к абсолютной любви. В нашей культуре, которая прославляет самостоятельность, сентиментальность считают признаком ущербности; мы все боимся быть Эммой Бовари. «Китч» — показная сентиментальность, за фасадом которой скрывается фантазия об абсолютной любви, о которой втайне мечтают многие мужчины и женщины.

Нам трудно устанавливать тесные связи, потому что мы боимся, что будем страдать или окажемся в оковах. Но ведь это и есть любовь. Это не встреча двух автономных индивидуальностей, а такая ситуация, в которой двое видят, что начинают зависеть друг от друга, и соглашаются на это, признав, что каждый из двоих нуждается в другом.