«Я чувствовала себя частью отца и долго испытывала за это вину»
Арина, 28 лет
Моя самые яркие воспоминания об отце связаны с летом. Он владел транспортной компанией и часто возил нас с мамой к морю на одной из грузовых фур. Я обожала эти поездки. Папа за рулем, мама рядом с ним на переднем сиденье. Я — на задней кушетке для водителя-сменщика. Лежу с конфетами и книжками, смотрю на дорогу в ожидании скорой встречи с морем.
Состояние густого, раскаленного, как воздух, летнего счастья рождалось из вареной кукурузы янтарного цвета, которую мы покупали по пути у местных. И того, как мама смотрела на отца, положив руку на плечо или протягивая чай из термоса. А он улыбался в ответ, не отрываясь от руля. И между мамой и отцом, которых я всю дорогу видела лишь со спины, в этом солнечном мареве было разлито то волшебное чувство, которое невозможно объяснить.
Но так между ними было не всегда. Сейчас, повзрослев, я думаю, что виной тому и гордыня мамы, готовность хоть погибнуть, но доказать свою правоту, и властный характер отца. Я до сих пор не знаю всех подробностей их конфликта, который зашел в клинч и привел к расставанию.
Бизнес шел в гору, и отец по праву добытчика семьи пытался контролировать маму
То же самое делала и она, пытаясь быть в курсе всех его дел и передвижений. Они ревновали друг друга. Я помню бесконечные скандалы. Мама кричала. Отец замолкал и исчезал из дома, что она воспринимала как предательство.
Когда мама решила уйти от него, отец не мог с этим смириться и сделал худшее — принялся шантажировать: сказал, что если она его оставит, то не получит от него никакой помощи. Позже он мне признался, что раскаивался в принятых сгоряча решениях, от которых не мог отступиться. А маме гордость была дороже не только благополучия, но и моих отношений с отцом.
Мне были запрещены любые контакты с ним. Казалось, если поступить против ее воли, случится какой-то тектонический сдвиг всей моей и без того неустойчивой детской жизни. В конце концов она сказала мне, что он уехал в другой город. Это было неправдой.
Не скажу, что у меня с отцом были близкие отношения, но я скучала по нему. С одной стороны, в доме стало спокойнее, исчезли постоянные ссоры и мамины срывы. С другой, я чувствовала какую-то разрастающуюся внутреннюю пустоту.
Отец и сам не искал меня — понимать это было больно — после того, как прекратились все отношения с мамой, словно и я перестала для него существовать
Обиды на отца мама вымещала на мне. И когда между нами возникали ссоры (в которых, как мне теперь кажется, было очень много невысказанного ею именно ему), она кидала как последний убийственный аргумент: «Ты так похожа на отца».
Я сжималась от этих слов, как загнанный в ловушку зверь, чувствовала себя частью отца и долго испытывала за это вину, пока однажды не поняла всю абсурдность обвинения.
— Да, я похожа на отца. А на кого я должна быть похожа, мама? Я его дочь. И я его не выбирала — его выбрала мне ты, — однажды ответила я.
Возразить ей мне было нечего.
— Я запрещаю тебе с ним встречаться, — упрямо повторила она.
Мы жили в небольшом городе, но запрет мамы, словно какое-то заклинание, перекрывал все возможные пути встречи с отцом, разводил по разным дорогам там, где, казалось бы, все друг друга знают.
Мы встретились спустя почти 15 лет. Я была за рулем машины и увидела его на улице. Сначала не была уверена, что это отец. Мужчина выглядел гораздо более грузным, шел медленно.
Притормозив, я смотрела на него в упор. Он поймал мой взгляд и тоже остановился, похоже, не мог до конца поверить. Я опустила стекло пассажирского сидения. «Твое отчество Васильевна?» — спросил он. Я кивнула.
Отец действительно очень изменился. Сбрил усы, которые носил с самого моего детства. И только взгляд темно-карих глаз, который я, как и многое другое, переняла по наследству, остался неизменным.
Я была во многом похожа на отца. Повзрослев, я, как и он, захочу работать на себя, стать полностью независимой. Именно поэтому уже в институте строила первые бизнес-стартапы. Рисковала. Работала днями и ночами и запустила компанию по производству и продаже одежды. Открыла магазин. Сумела полностью обеспечивать и себя, и маму, убедив ее уйти с работы. Я научилась зарабатывать деньги, и то, что раньше делал для мамы отец, теперь делаю я.
Может быть, в этом тоже наш с ним невидимый мостик, перекинутый через маму, — мы оба любим ее
— Притормози вон там на углу, я подойду, — сказал он.
Я перепарковала машину, и это дало мне несколько минут на то, чтобы прийти в себя. Он подошел, открыл дверь и сел рядом со мной на переднее сиденье. И с той минуты между нами не было уже никакого напряжения.
Он задавал какие-то вопросы невпопад. Я заплакала. Он обнял меня. Я не держала обиды и не спрашивала, почему он не искал меня. Тогда, в машине, случилось главное — растаяла сила маминого запрета.
О маме отец сказал, что она по-прежнему самая красивая женщина, которая у него была. По тому, как он это сказал, я почувствовала, что он по-прежнему думает о ней.
Мы стали встречаться, ходили ужинать или гуляли в парке, много говорили, восстанавливая все пятнадцать лет молчания. Отец, с его огромным опытом в построении бизнеса, помог мне в делах. Это по-прежнему было втайне от мамы.
В конце концов настал тот момент, когда я была с мамой и раздался его звонок. Я уже почти не скрывала наших встреч — он так и высветился: «Папа». Стала говорить с ним, не прячась, глядя ей в глаза.
— Я не хочу ничего знать о вашей связи. И о нем ничего не хочу знать, — сказала она и отвернулась к окну, чтобы скрыть слезы. Я обняла ее, и мы долго просто стояли молча.
Я продолжаю общаться с отцом. С мамой мы на эту тему больше не говорим.
