В повести «Юные годы» Арчибальда Джозефа Кронина рассказывается об ирландском мальчике, попавшем в английскую школу. Мальчик был маленького роста, щуплый, над ним издевались одноклассники, а он не мог ответить. Он все время жаловался дедушке, у которого жил, но тот советовал ему всегда одно и то же: «Ты должен драться, притом не просто драться, но драться с самым сильным в классе». Однажды мальчик согласился, и дедушка научил его боксу. Дополнительная трудность заключалась в том, что к самому сильному однокласснику он испытывал что-то вроде симпатии, потому что тот как раз не приставал к нему. И все же он прилюдно вызвал его на драку, хорошенько получил сам, но с тех пор отношение к нему в классе изменилось, а с противником он вообще подружился.
Несколько раз, работая в школе, я давал эту книжку читать тем, кто, как мне казалось, в ней нуждался. Я понимал — надо помочь им справиться, это всего лишь внутреннее состояние трусости, свойственное очень многим. Главное — помочь его преодолеть.
Трусость детей часто коренится в тревожности родителей. Она развивается из естественной робости слабого существа. Вот почему так вредна домашняя незащищенность, а еще хуже подавление личности в начальной школе, где учительница-фельдфебель укладывает всех в прокрустово ложе своего невежества, прививая тем самым худший социальный навык — умение не высовываться и подчиняться.
Кроме того, робость или смелость — это врожденные качества. Психолог Виктор Франкл описывает такой эпизод: «Во время первой мировой войны военный врач, еврей, сидел в окопе со своим приятелем-неевреем, полковником-аристократом, когда начался сильный обстрел. Полковник поддразнил приятеля, сказав: «Боитесь ведь, а? Еще одно доказательство превосходства арийской расы над семитской». «Конечно, боюсь, — ответил врач, — но что касается превосходства, то если бы вы, мой дорогой полковник, боялись так, как я, вы бы давно уже удрали». Значимы не наши страхи и не наша тревожность, а то, как мы к ним относимся»1.
Получается, что мужество — это энергия преодоления страха, поделенная на величину трусости. И на отрезке человеческого пути от только появившихся задатков трусости до трусости как качества личности, безусловно, многое может произойти. Процесс обратим.
Кроме личных обстоятельств, многое зависит от социальной среды и ценностей, принятых в обществе. Когда среда небезопасна, а ценности размыты, может возникнуть даже эпидемия трусости. В убыстряющейся непредсказуемости внешнего мира ребенку значительно легче струсить. Когда его поступки не мотивированы, то есть не оценены, ему не за что зацепиться: он не чувствует ни поддержки, ни осуждения своих действий.
Ведь смелость — это не только умение драться, но и способность не плыть по течению, отстаивать свои принципы, не боясь, в случае чего, остаться в одиночестве или временно потерять благополучие. А трусость — это инфантильная реакция на обстоятельства, где важнейший смысл — сохранение себя во что бы то ни стало. Возможно, это единственная реакция на боль, воображение, стресс. В каком обществе мы живем? Там, где корыстно промолчать, равнодушно воздержаться — значит подвергнуться осуждению; где не заступиться за девушку или бросить товарища в беде — недостойно уважения? Или, наоборот, где карьерное восхождение «по головам» считается доблестью, подчинение начальству независимо от собственного мнения (которого обычно и нет) — корпоративной солидарностью, а умение заработать деньги (не важно как) — высшим качеством ума? Моральная атмосфера в обществе всегда способствует формированию в человеке или социального мужества, или трусости.
1 В. Франкл «Человек в поисках смысла» (Прогресс, 1990).
