Молодые люди всегда очень внимательны к своему внешнему облику. Выбирая свой стиль, дресс-код и манеры, они хотят выделиться и быть особенными, тщательно соблюдая при этом неписаные законы своего круга. Демонстрируя свой экзотичный облик, они символически отделяют себя от тревожного мира взрослых, в котором им предстоит жить. И одновременно выражают надежду на новое общение — более яркое, провокативное, динамичное, нежели «устаревшие» отношения поколения их родителей.
«Они бросают вызов обыденному сознанию, которое пользуется четкими оппозициями: дети — взрослые, чистое — грязное, приличное — неприличное, — считает культуролог, автор бестселлера «Денди: мода, литература, стиль жизни» Ольга Вайнштейн. — Но поскольку у нас нет ключа к их странной, дерзкой внешности, она вызывает беспокойство, раздражает».
Хиппи, готы, фрики всем своим видом демонстративно игнорируют нормы и правила истеблишмента. Подобно древнегреческим актерам, они скрываются за масками, которые помогают им пережить очередной этап взросления, а с помощью юмора освобождаются от напряжения беспокоящих их порывов.
Для формирования личности каждому необходимо какое-то время оставаться непрозрачным для своих родителей
«Андрогинный, бесполый характер их одежды дает юношам и девушкам возможность избегать пугающих вопросов, связанных с выбором сексуальной идентичности, — уточняет психотерапевт Патрис Юэр. — Широкие брюки и обтягивающие джинсы — это две стороны одной и той же медали: я скрываю или демонстрирую свое тело, ибо его трансформации меня пугают. Выбирая «странный» (с точки зрения взрослых) стиль одежды, вчерашние подростки дают себе возможность продлить успокаивающий период игровой и нарциссической бисексуальности».
«Но одежда человека субкультуры — это и костюм, который меняется гораздо медленнее, чем мода, — продолжает Ольга Вайнштейн, — если молодой человек обозначает свою принадлежность к группе, он транслирует в своем облике не только актуальную на данный момент идеологию этого сообщества, но и его историю.
К примеру, красный, зеленый и желтый — главные цвета субкультуры растафарианцев, которая возникла на Ямайке в 30-е годы прошлого века. Современные растаманы, выбирая это же сочетание цветов, демонстрируют свою принадлежность к сильной субкультуре, которая сохраняет свои традиции десятилетиями. Они противопоставляют себя культуре «белого Вавилона», ориентированной на материальные ценности, и сознательно сохраняют связь с природой, стремясь обрести гармонию и покой».
Внешний вид молодых людей помогает лучше понять их самих и общество, в котором мы живем. Для формирования личности каждому необходимо какое-то время оставаться непрозрачным для своих родителей. У взрослых же возникают подчас полярно противоположные реакции на внешний вид подростков. Желание разобраться, что они хотят сказать этим вызывающим видом, скрывает чувство беспомощности и вины за то, что их ребенок не такой, как все. Но нам стоит умерить свое любопытство по отношению к молодым, научиться быть наблюдательнее и сдержаннее.
Растаман
Андрей Россохин, психоаналитик:
«Позитивный настрой, «всегда хорошее настроение» часто только фасад, на страже которого большие наушники, отгораживающие и защищающие от «непозитивного» мира и своих не всегда позитивных чувств. Означают ли дреды отказ от материнских волос, от своей связи с матерью, с ее женственностью-жертвенностью?
Дреды, напоминающие вьющихся змей, — прекрасная защита от сексуально-любовных отношений. Чтобы не стать жертвой мужчин, нужно, не подпуская их к себе близко, сделать их друзьями. Горгона Медуза — символ соблазняющей, недоступной и фаллической женщины. Она притягивает мужчин, но ее волосы-змеи отталкивают или уничтожают тех, кто претендует на близость с ней.
Дреды — это и протест против женского и материнского, и при этом сохранение самой ранней связи с матерью. Они словно мягкая плюшевая игрушка (переходный от матери объект раннего детства), которая всегда с тобой и которую, в отличие от матери, не забирает на ночь отец».
Ольга Вайнштейн, культуролог:
«Катина внешность говорит о принадлежности к растафарианцам: это не только традиционная цветовая гамма одежды, но и протестная прическа — дреды. По легенде, сторонники эфиопского императора Рас Тафари дали обет не мыть волосы, пока император не вернется из изгнания — а оно продолжалось шесть лет.
Естественно, дреды воспринимаются как вызов общественным конвенциям, потому что кажутся грязными. Да и само название «дреды» означает «внушающие ужас». По сути, это прическа, сочетающая в себе элементы порядка и анархии одновременно».
Хипстер
Андрей Россохин, психоаналитик:
«Mатрешка — это не только символ ребенка в утробе матери и их неразрывной симбиотической, удаляющей из отношений отца связи друг с другом. Это также символ самой ранней инфантильной фантазии о собственном всемогуществе, о себе как о центре Вселенной.
Герб России — также атрибут всемогущей власти, но уже отцовской. Зависть к могуществу матери и власти отца приводит к идентификации или со всемогущим отцом, или со спрятанной от него в сумку всемогущей матерью, что позволяет сохранять фантазию о собственной исключительности и избегать взросления, связанного с принятием множества ограничений».
Ольга Вайнштейн, культуролог:
«Современный хипстер — как правило, потребитель дорогих вещей, пристально следящий за модой. Егор выглядит неагрессивно и конформистски, в его облике ослаблен элемент провокации. Он — жертва нередкого эффекта моды: вместо того чтобы быть оригинальным, человек сливается с толпой. Шок превратился в шик… Подчеркнуто андрогинный облик входит в общую субкультурную политику расшатывания базовых оппозиций: женское — мужское, дешевое — дорогое, чистое — грязное и т.д.».
Рэпер
Андрей Россохин, психоаналитик:
«Образ крутого, уверенного в себе парня может скрывать неразрешенный внутренний конфликт с авторитарной отцовской фигурой. Сын считается «раздолбаем». Невозможность получить одобрение и почувствовать уважение отца, его власть над матерью могут рождать внутри человека очень сильную и запретную агрессию.
Желание отобрать власть у отца и самому стать «хозяином жизни», в детстве блокированное страхом наказания со стороны могущественного отца, позднее могло реализоваться защитным образом: внутри себя я буду одновременно и сыном-раздолбаем, и крутым отцом. В этом случае вся агрессия, изначально направленная вовне, разворачивается вовнутрь человека. Бессознательно он делает себе больно (тату), чтобы постоянно подтверждать и сомневаться в том, что он настоящий мужчина».
Ольга Вайнштейн, культуролог:
«Саша демонстрирует свои тату как знак принадлежности к сильной группе, как будто он прошел сакральный ритуал инициации. Это связано с обрядами перехода: я показываю свои раны, значит, я перешел на новый уровень развития.
Его бесформенный балахон цвета крови можно интерпретировать и как жреческое одеяние, и как одеяние пациента, который только вышел из операционной, обретя стигматы, символы внутренней идентичности. Когда мы носим одежду на несколько размеров больше, это признак готовности к бою, так и Саша говорит себе и другим: я выгляжу большим и устрашающим».
Панк
Андрей Россохин, психоаналитик:
«Выставленные напоказ агрессивность и воинственность здесь скорее маска, защищающая тонкую и очень ранимую душу человека, который уверен в том, что мир не любит и не принимает ни его самого, ни его чувства. Не желая умерщвлять себя, превращаясь в хорошего для матери, но мертвого внутри человека, он переворачивает ситуацию. Снаружи — мертвый, внутри — живой.
Ключевой момент в одежде — нашивка, это изображение в негативе: нужно показать пугающий негатив, чтобы спрятать глубокую потребность в нежных отношениях и боль от их кажущейся невозможности. Страх этой боли не дает возможности получать и отдавать нежность и любовь, заставляя выпускать шипы и так защищать себя. Внутри при этом может быть ощущение пустоты, незаполненности — как дыра в собственном теле (ухе).
Поддержание прически-ирокеза требует много времени и заботы. Это и есть та скрытая забота о себе, которую в такой причудливой форме осуществляет живое Я подростка, отчасти восполняя возможный недостаток раннего материнского ухода».
Ольга Вайнштейн, культуролог:
«Визитка панка — диссонанс. Элементы костюма вырваны из привычного контекста и соединены воедино: рубашка «милитари» комбинируется с узкими стиляжными брюками, но при этом традиционной шотландской расцветки. Разные серьги в ушах, нарочитая асимметрия, на голове ирокез, а сзади локоны.
Основное послание панка — сочетание несочетаемого. Это семиотическая партизанская война, желание непременно эпатировать обывателей. Нередко шоковый элемент в облике панка возникает за счет атрибутики фетишизма, что восходит к эстетике сексуального садомазохизма».
