Это не лукавство, не фальшь, в чем не задумываясь упрекнул бы нас подросток, а гуманность, да и просто правила общежития.
В юности мы живем размашисто и без оглядки, еще не зная, что люди несовершенны. За день не один раз комплекс лилипута сменяется комплексом Гулливера. В нем накопилась неосознанная жестокость и злость; беспощаден, но ведь и справедлив. Чувство зависти и неприязни он тоже воспринимает как голос истины. А наблюдательность при этом подтверждает его правоту.
В моей юношеской компании возникла (на четвертом году общения) традиция откровенных разговоров. Побуждения благородные, слова чистые, мы – лучшие. А получился кошмар. Отношения стали портиться, многие дружбы распались, да и намечавшиеся любовные союзы тоже.
«Поскольку в любой «правде-матке» есть доля правды, то и огорчений, а иногда и неприятностей, она доставляет много»
Те, кто любит резать правду-матку, встречаются в любом возрасте и в любой компании. Откровенность дает им единственную возможность обратить на себя внимание, а заодно посчитаться с теми, кто, по их мнению, взобрался выше. Поскольку в любой «правде-матке» есть доля правды, то и огорчений, а иногда и неприятностей, она доставляет много. Но в юности такая откровенность еще не обязательно продиктована комплексами (хотя и не без этого). Она возвышенна, диктуется исключительно чувством справедливости и доверия. К тому же часто это правда не о другом, а о себе: неконтролируемая, слабодушная исповедальность.
Как-то надо подросткам объяснить (хоть это и трудно), что подробности, рассказанные в минуты откровенности, могут быть спустя время обращены против того, кто разоткровенничался. Не все свои переживания нужно доверять словам. Исповедуясь, мы не только проявляем доверие к человеку, но и обременяем его ответственностью за собственные проблемы.
Психологический механизм, посредством которого дружеская откровенность перерастает в ссору и ненависть, убедительно показан в повести Льва Толстого «Юность», в главе «Дружба с Нехлюдовым». Герой признается, что мешало им разойтись с другом, когда отношения охладели: «…Нас связывало наше странное правило откровенности. Разойдясь, мы слишком боялись оставить во власти один другого все поверенные, постыдные для себя, моральные тайны». Впрочем, разрыв уже был неизбежен, и получился он тяжелее, чем мог бы быть: «Так вот к чему повело наше правило говорить друг другу все, что мы чувствовали… Мы доходили иногда в увлечении откровенностью до самых бесстыдных признаний, выдавая, к своему стыду, предположение, мечту за желание и чувство…»
Так что не стоит гордиться тем, что говоришь начистоту. Слова не точны, самые интимные тайны невыразимы, а мы уязвимы и изменчивы. Чаще всего наши слова не помогут другому, а больно его ранят и, скорее всего, озлобят. У него, как и у нас, есть совесть, она работает вернее, а главное, без постороннего вмешательства.
