Нина, 27 лет, директор видеотеки
«Я подвела итог моего начала взрослой жизни. И вот что оказалось: у меня есть постоянная работа, машина, своя квартира, но я не очень-то знаю, куда иду. Я не двигаюсь вперед, наоборот, все время словно оглядываюсь в поисках ощущений, которые у меня были в детстве».
Роберт Нойбургер: О каких ощущениях вы говорите?
Нина: Я всегда хотела сама контролировать свою жизнь. Уже с очень раннего возраста, с 8–9 лет, я знала, что должна из любого положения выходить самостоятельно. И в то же время я чувствовала какую-то тяжесть в отношениях с моими родными. То есть речь о двух ощущениях: крайний контроль и тяжесть в отношениях.
Роберт Нойбургер: Ваши родители живы?
Нина: Мой отец умер почти год назад; у меня есть мать и брат, ему 25 лет. Другие родственники практически не общаются между собой.
Роберт Нойбургер: Вы любите вашу работу?
Нина: Очень.
Роберт Нойбургер: А чем занимается ваш брат?
Нина: Он инвестиционный банкир.
Роберт Нойбургер: В 25 лет?
Нина: Да, он вундеркинд. Он эксперт по инвестициям и несет ответственность за решения, которые принимает банк.
Роберт Нойбургер: Вот как!
Нина: (С удовольствием.) Да, он всегда был любопытным, и у брата феноменальная память.
Роберт Нойбургер: Когда вы и ваш брат ушли из родительского дома?
Нина: Он до сих пор живет с мамой, а я съехала примерно полтора года назад, но так и не смогла отделиться по-настоящему. Я то у себя, то в родительском доме. А с тех пор как умер отец, я чаще живу с мамой и братом. Наверное, потому что мама говорит, что я ей нужна. В нашей семье я всегда играла роль посредника. По мнению психотерапевта, к которому я когда-то ходила, эта роль сейчас тяжела для меня.
Роберт Нойбургер: Вы прошли психотерапию?
Нина: Да, по поводу нарушения пищевого поведения. У меня была анорексия, булимия. Я не выздоровела, но теперь лучше с этими состояниями справляюсь. А поведенческую психотерапию закончила, когда поняла, что нарушения, связанные с питанием, всего лишь отражают мою психологическую проблему – я очень не уверена в себе.
Роберт Нойбургер: Но если ваш брат живет дома, почему ваша мать нуждается в вас?
Нина: Я думаю, что она хочет восстановить семью.
Роберт Нойбургер: У брата есть личная жизнь?
Нина: Нет, не думаю. Отношения с другими людьми всегда были для него сложными. Я думаю, что он все еще девственник, но мы никогда об этом не говорим.
Роберт Нойбургер: У вас были любовники?
Нина: У меня было много встреч на одну ночь с мужчинами, о которых я точно знала, что они не ищут серьезных отношений. И не знаю, почему я иду на это… И как такие отношения можно изменить.
Роберт Нойбургер: Как вы знакомитесь с мужчинами?
Нина: По интернету. Я не могу познакомиться с кем-то в реальной жизни, потому что уверена в том, что не могу нравиться. Если мной кто-то заинтересуется, я, скорее всего, этого просто не замечу.
Роберт Нойбургер: Но ведь есть более или менее серьезные сайты знакомств?
Нина: Да-да, я об этом и говорю. Я побывала практически на всех сайтах и в итоге всегда нападала на мужчин одного и того же типа. Мои знакомства – это не катастрофа, но спустя время я понимаю, что они не стоили усилий. Мужчины не задерживаются в моей жизни, но именно они заполняют пустоту. Как телепрограммы: берешь пульт, переключаешь кнопки и смотришь что попало. Лишь бы чем-то заполнить пустоту.
Роберт Нойбургер: По сути, такой же механизм действия и у булимии. Разными способами вы пытаетесь погасить фундаментальную тревогу, которую называете «пустотой». Когда это началось? В тот момент, когда вы впервые сказали себе, что должны взять жизнь в свои руки? Вам было 8–9 лет, что произошло в то время?
Нина: Мой брат «перепрыгнул» класс в первый раз. Затем это повторилось во второй раз и в третий. Можно сказать, что он был звездой городка, где мы жили. Когда к нам в гости приходили родственники или друзья, никто не разговаривал со мной: говорили только с моим братом. Он даже выступил по телевизору! Именно в то время я поняла, что надо взять себя в руки, иначе я буду плыть по течению, идти в никуда...
Роберт Нойбургер: Это было непросто для вас…
Нина: Я думаю, что брат будет преследовать меня всю жизнь, тем более что теперь он страдает депрессией с суицидными тенденциями. Ему нужно много внимания, и он стремится получить его с помощью угроз самоубийства.
Роберт Нойбургер: Кому он их адресует?
Нина: Матери и мне.
Роберт Нойбургер: Думаю, я понимаю его проблему: он с детства был звездой, и ему трудно перестать ей быть. То, чем он занимается, не очень-то его увлекает, правильно?
Нина: Не очень. В детстве и подростковом возрасте он всегда был лучшим; затем поступил в университет и там увидел, что конкуренция очень жесткая. Там он уже не всегда был первым. Именно тогда у брата впервые появились мрачные мысли.
Роберт Нойбургер: Именно эту ситуацию вы имели в виду, когда упомянули свою роль посредницы в семейных отношениях?
Нина: Да, мама боится совершить какую-нибудь оплошность в общении с братом. Она говорит, что берет все его страдание на свои плечи, но боится его реакций.
Роберт Нойбургер: И все-таки она разделяет это страдание с вами...
Нина: Но это потому что я попросила ее об этом.
Роберт Нойбургер: Какие у вас отношения с братом?
Нина: Очень близкие. Он говорит, что я одна его понимаю и что я фактически его «промокашка»...
Роберт Нойбургер: Этим можно гордиться! Вы впитываете его тревогу, а что потом? Что вы с ней делаете? Не было ли подозрений, что у вашего брата есть гомосексуальные наклонности? Если он настолько закрыт, замкнут, страдает от чувства вины, этому должна быть какая-то причина...
Нина: Но я не знаю, что это за причина.
Роберт Нойбургер: Ваша манера заводить связи на одну ночь – не является ли она средством защиты от того, чтобы влюбиться в кого-нибудь и так отдалиться от дома?
Нина: Не знаю. Мне кажется, что я нуждаюсь в стабильных отношениях. Хотя, возможно, и пугаю мужчин, потому что требую слишком многого и сразу.
Роберт Нойбургер: Но вы же не просите их жениться на вас на следующее утро!
Нина: (Смеется.) Нет, до этого дело не доходит. Но возможно, я не даю отношениям времени, чтобы могли установиться...
Роберт Нойбургер: Мне трудно представить, что вы покидаете родительскую семью. Сейчас это кажется невозможным. Но я думаю, что не следует ставить вопрос таким образом: или я покину семью, или буду с ним. Кроме того, вы играете важную роль для ваших родных, и это вас также поддерживает. Вопрос, скорее, в том, чтобы найти равновесие между вашей профессиональной жизнью, которую следует построить, и семьей, которая функционирует как многие неполные семьи. Я бы даже сказал, семьи, у которых были проблемы в прошлом. Когда связь между членами семьи слишком тесная, это складывается не просто так.
Нина: Я знаю, что от моего отца отказались родители сразу после его рождения и воспитывали его дядя и тетя. Но я не знаю, было ли это травмой для него.
Роберт Нойбургер: Моя первая мысль ‒ вам неплохо бы пройти семейную психотерапию.
Нина: Мама никогда на это не согласится. И мой брат откажется: он проходит психотерапию, и, когда его терапевт предложил мне прийти на прием вместе с ним, он категорически отказался.
Роберт Нойбургер: Понятно. Тогда у вас остается возможность проделать эту работу самостоятельно. Зная, что потребуется найти психотерапевта, который не будет подталкивать вас к тому, чтобы порвать с вашей семьей, терапевта, который будет достаточно открытым, чтобы этого не делать. Но найти его возможно!
Месяц спустя:
Нина: «Немного странно полностью довериться незнакомому человеку. Но было очень интересно наконец найти название той пустоты, которая мучает меня. Я словно открыла еще одну часть моей личности. Также меня поразил совет не отдаляться от семьи, а найти правильное «расстояние». Я привыкла думать, что надо делать радикальный выбор, но это не так! Я начну психотерапию, чтобы пойти дальше».
Роберт Нойбургер: «Нина, без сомнения, слишком привязана к своей семье, к своей роли опекуна матери и «промокашки» для брата. Но предлагать ей в качестве лечения покинуть эту обстановку и таким образом стать независимой – это значило бы ставить телегу впереди лошади: независимость – это не разрыв. Отдаление ничего не решает, потому что ее семья является частью ее жизни. Для нее речь идет скорее о том, чтобы построить свою личную жизнь, больше ценить себя, и тогда отделение произойдет естественным образом. Те виды психотерапии, которые утверждают, что нарушения связаны со слишком большой близостью с матерью, отцом, супругом и что отделение разрешит все проблемы, чаще всего приводят к неконструктивным последствиям: либо пациент переносит свою зависимость на терапевта, либо у него возникает внутренний конфликт из-за лояльности, что усугубляет его симптомы».
Роберт Нойбургер (Robert Neuburger), психоаналитик, семейный психотерапевт, возглавляет европейскую ассоциацию «Центр исследования семьи» (CEFA).
В целях конфиденциальности мы изменили имена и некоторые личные данные. Запись разговора публикуется с сокращениями и с согласия Нины.
