alt

Нашему коллеге Филиппу 51 год. Он лишь изредка может похвастать, что ему удалось проспать всю ночь спокойно. Конечно, бессонницей страдают не только журналисты. Но Филипп со временем обнаружил, что с ней можно… подружиться.

«Когда нападает бессонница, всегда хочется думать, что это случайность. Хотя лично я всегда спал плохо. Однажды на чердаке родительской дачи я обнаружил собственный дневник, который вел, когда мне было лет 15. Вот цитата: «Каждую ночь приходит тревога и как будто садится рядом со мной, прямо на край кровати. И как тут не проснуться?» Десятилетия спустя я вынужден признать, что все остается по-прежнему: я падаю как подкошенный, но через два, три или четыре часа открываю глаза и уже никакими человеческими и нечеловеческими силами не могу заставить себя их сомкнуть. Все остальные предутренние часы мне остается лишь созерцать вселенское равнодушие ночи.

Мой отец тоже всегда плохо спал. Я помню, как он глотал снотворное – в таких устрашающих дозах, что мама однажды сгребла все таблетки в пакет и выкинула. Сейчас ему 80 лет, и он иногда среди ночи будит маму, считая, что уже пора завтракать. Отец тоже человек беспокойный.

Мой старший сын, 10 лет, засыпает с трудом, зато его 8-летний брат буквально впадает в кому, лишь только его голова коснется подушки. Когда старшему долго не удается уснуть, я зову его к себе на диван – минут десять посмотреть вместе какой-нибудь DVD, обычно этого хватает… А с младшим другая история. Моя жена долго кормила его грудью, и он замечательным образом испортил несколько лет моих отношений с Морфеем: каждую ночь он устраивался, чтобы поесть, между мамой и мной, занимая (конечно же) все место в кровати. Его мать при этом не просыпалась. А я просыпался. И по окончании процесса пытался вернуть ночного гостя в его собственную кроватку. Как результат – его душераздирающий крик, неизбежное пробуждение старшего и мое полунощное бдение на диване в гостиной. Все это время мать моих сыновей продолжала спать. Помню, мы купили кровать побольше перед тем, как развестись.

Этот развод и связанные с ним потрясения порушили мой сон и в последующие месяцы. Потом в моей жизни появилась женщина, которая стала со мной делить некоторые ночи. Это дало передышку, только, увы, ненадежную: она тоже страдает бессонницей.

Итак, я просыпаюсь по ночам – и само по себе это не так драматично. Иногда мне даже нравятся эти минуты, когда время словно замирает – парит на крыльях дремоты. Гораздо хуже, если я просыпаюсь от внезапной тревоги. Она мешает мне заснуть, а затем я и сам начинаю тревожиться – оттого, что не сплю. Беспокойные мысли идут хороводом: например, что детей рядом нет (или наоборот, когда они у меня ночуют), что финансы поют романсы (или когда-нибудь могут запеть), что на личном фронте без перемен (или, напротив, грядут перемены), что я давно не звонил родителям, что завтра надо идти на работу – и так дальше и дальше… «Бессонница раздувает малейшую неприятность и обращает ее в удар судьбы», – говорил румынский философ Чоран*, который подпитывал свой пессимизм хронической нехваткой сна.

Это время бессонных страхов, патетических переживаний, бульварной психодрамы. Время, когда особенно не стоит отправлять любовные или гневные письма. Но я их все же отправляю – и каждый раз сожалею об этом: мое мимолетное утешение сменяется новым отчаянием от того, что я сделал еще одну огромную глупость. Заснуть в такие моменты было бы все равно что легко и радостно улететь на воздушном шаре – но я себе в этом отказываю. Все главное – здесь, в этом сопротивлении, этой части меня, которая захватывает целиком, требует бодрствовать и отвергает сон, словно грозящий мне уничтожением. Я не сплю, следовательно, я существую. Когда бессонница становится смыслом, главной спутницей моих ночей, я не могу от нее избавиться, не потревожив все устройство жизни. Ведь я ее еще и люблю – свою бессонницу.

«Глядя, как темнеет небо над еще суетящимся городом, я наконец могу позволить себе эту мысль: какое-то время мир прекрасно может вращаться и без меня»

И все же жизнь она не упрощает. Я перепробовал все, чтобы ее хоть чуть-чуть приручить: фитотерапию и гомеопатию, чтение и пение, растяжку и глажку, медитацию и мастурбацию. Все это работает – но на две-три ночи. А потом дьявольский цикл начинается снова. И неизбежный финал: утреннее отупение, кофеиновые вливания и волны адреналина. Все это не слишком здорово – даже если я научился с этим жить, компенсируя нехватку ночного сна дневными микросиестами. Я даже извлекаю из этого кое-какие выгоды: некую энергию и остроту восприятия жизни, которые я перестаю ощущать, если случайно, по какой-то ошибке мне удается наскрести в своих сутках 8 часов сна.

Мой случай, в общем, довольно обычен: каждый третий взрослый сегодня жалуется, что плохо спит**. Я консультировался со специалистами. Вьетнамский мастер акупунктуры провел со мной 10 сеансов. С занятным результатом: во время сеанса я глубоко сплю, но следующая за этим ночь выдается особенно нервной. Последующие, впрочем, более спокойны. Хотя и не без внезапных пробуждений… С другим специалистом мы делали упражнения на глубокое дыхание, визуализацию успокаивающих образов и снятие напряжения при помощи потягиваний и зевков, чтобы дать мне средства борьбы с неотвязными ночными мыслями. Все это принесло мне некоторое облегчение, но и оно оказалось временным. Одно из рекомендованных мне упражнений состоит в том, чтобы «подумать о приятном моменте в будущем» – но посреди ночного круговорота никаких приятных моментов просто не вырисовывается. Однако последняя моя надежда еще не потеряна. Однажды в 4 утра, когда перспектива писать эти строки уже вела во мне свою подрывную работу, меня разбудил такой экзистенциальный вопрос: а для чего вообще спать? Я зажег свет, записал этот вопрос, принял одну из таблеток (валериана–пассифлора–боярышник), которые всегда держу под рукой, и в конце концов заснул.

После пробуждения – в кои-то веки хорошего, настоящего – я мог, со своей стороны, предложить только такой ответ: сон – это удовольствие. Которое я ценю тем больше, оттого что оно выпадает мне редко.

Ведь мне все же случается спать хорошо. Еще реже – две ночи подряд, но и так тоже бывает. Мне кажется, в такие дни я ложусь спать счастливым. И рано – даже очень рано, часов в 9 вечера. Я засыпаю один – и ночь моя обгоняет астрономическую ночь: обманывая бессонницу, я уже сплю до того, как она появится.

Это роскошь – глядеть, как темнеет небо над еще суетящимся городом, и, позволяя сну постепенно мною овладеть, я могу наконец разрешить себе эту мысль: мир какое-то время прекрасно может вращаться и без меня. Время на моей стороне, и я засыпаю с легкой душой. А бессонница, верная моя подруга, придет в свой час – об этом я не беспокоюсь.

* Э. Чоран «Признания и проклятия: Философская эссеистика» (Симпозиум, 2004).

** По данным опроса, проведенного маркетинговым агентством BVA Healthcare в апреле 2009 года.

Возрасты нашего сна

Засыпание; поверхностный сон; глубокий, который лучше всего восстанавливает силы; парадоксальный, когда к нам приходят сновидения... Эти фазы нашего сна организованы в циклы, разделяемые моментами пробуждения. Они повторяются разное число раз в зависимости от продолжительности сна. Однако эта продолжительность и длительность самих фаз меняются с возрастом. В период от рождения до 5 лет ребенок теряет 2 часа, переходя с 12 на 10 часов сна в сутки. В юности это время достигает 8–9 часов. Начиная со зрелого возраста длительность ночного отдыха еще немного снижается, но это компенсируется более частыми сиестами в течение дня. Со временем фаза глубокого сна постепенно сокращается и в конце концов исчезает. Так, после 55 лет люди довольно часто просыпаются ночью на полчаса или больше, и это не считается патологической бессонницей.