Я наблюдаю за ней из-за стеклянной двери. Она сама дала мне это преимущество, придя в садик лосанджелесского отеля «Шато Мормон» раньше условленного времени… А оказывается, и подсматривать не за чем. Она не прихорашивается, не выбирает эффектную позу и наиболее выигрышный угол падения света. Она рассматривает иллюстрацию в каком-то журнале, убирает с глаз мешающую белокурую прядь, потирает нос, достает из кармана гигиеническую помаду, автоматически проводит по губам. Она совсем не соответствует здешней пятизвездно-гламурной обстановке. Девочка-простушка, немодно белокожая, странно сочетающая в себе угловатость манер и округлость форм…
Скарлетт Йоханссон никому не старается нравиться, не пытается выглядеть, произвести впечатление. Она прекрасно чувствует себя в своем теле, а потому – естественно в любой обстановке. Так что подглядывать ни к чему. И я выхожу из укрытия. Хорошо воспитанная девочка, она встает и протягивает руку, мягкую, округлую, без маникюра. Теплую детскую руку. У моей дочери точно такая же на ощупь. А моей дочери всего десять… На 15 лет младше, чем Скарлетт. Но Скарлетт подергивает плечом в сереньком пиджачке без каких-либо дизайнерских деталей и потирает коленку в широких черных брюках. Абсолютно девчоночьим жестом. Она закрывает свой архитектурный журнал, голосом хорошей ученицы объяснив, что интерес к архитектуре у нее от отца, архитектора и строителя, и поднимает лицо к официанту, подошедшему в ответ на ее улыбку. И заказывает какао. Детский напиток. Детский и девчоночий. Она не ждет моих вопросов, а, будто пытаясь и меня обустроить в реальности так же комфортабельно, как чувствует себя, продолжает объяснять.
Другая Скарлетт
Йоханссон рассказывает, что ее мама была не согласна с желанием мужа назвать дочь именем героини романа, ставшего «манифестом американского миропонимания». Но отец настоял, а впоследствии оказалось, что девочка силой личности никак не уступает своей литературной тезке, мисс О’Хара. И подтверждает это, отважно осваивая целинные для себя сферы деятельности. Она уже заслужила звание «женский Том Уэйтс» за свой вокальный альбом «Где бы я ни преклонила голову», потому что ее низкий чувственный голос звучит так же новаторски свежо, как некогда звучал хрипло-хулиганский баритон Уэйтса. А ее новелла, снятая для киноальманаха «Нью-Йорк, я люблю тебя», отмечена не дебютантской угловатостью режиссуры, а определенной резкостью. Именно поэтому продюсеры предпочли «оставить ее на полу в монтажной» и не включили в прокатную версию фильма.
Скарлетт Йоханссон: Я здесь, в «Шато», вам встречу назначила не потому, что сюда фотографов не пускают и все так глянцево и помпезно. Просто здесь я себя чувствую как дома. Я же жила здесь, когда в первый раз попыталась переехать из Нью-Йорка в Лос-Анджелес. Несколько лет назад. Купила дом. А когда переехала, почувствовала себя так одиноко… Одна в доме… Я к этому не привыкла – я же выросла в небольшой квартире, где кроме мамы и папы жили еще брат, сестра, мой брат-близнец… Ну, я и переехала в «Шато Мормон». Хоть и шикарно, но все-таки люди вокруг.
Psychologies: Вы вообще с трудом переносите одиночество?
С. Й.: Да нет… Теперь я скучаю по одиночеству. Теперь – это когда меня узнают. Становишься известной, обретаешь славу, но платишь тем, что теряешь моменты интимности наедине с собой, уже никогда не бываешь только в собственном обществе… Сидишь тихо в кафе, решишь нос прочистить, а тут вдруг подходит кто-то с комплиментами, с самыми добрыми намерениями. А ты со своим сопливым платком так и застываешь. Внезапно осознаешь, что ты не одна и уже одна вряд ли будешь… Я с удовольствием жила одна в Нью-Йорке, когда рассталась с Джошем. (Джош Хартнетт, актер, бойфренд Йоханссон на протяжении двух лет. – Прим. ред.). Дело в том, что у меня были длительные отношения с двумя мужчинами, а это в том моем возрасте серьезный стаж. А когда остаешься один, без партнера, то обретаешь шанс узнать много нового о себе. Жизнь дуэтом – это здорово, потому что учит находить компромиссы, принимать решения вместе. Но тогда я поняла, что хочу принимать только свои решения. И окончательно переехала в Лос-Анджелес… У меня было странное состояние – я вполне могла быть одна, но так не хотела! И чтобы не быть одной даже в гостиничном номере, завела рыбку в небольшом аквариуме, но потом уехала на съемки, а горничная воду менять забыла, и рыбка умерла. Так появилась Мэгги, моя собака, чихуахуа по национальности. Эгоистка и волюнтаристка. Молчала месяц, а потом как начала лаять без всяких поводов. Мне даже метрдотель говорит: «Мисс Йоханссон, вы наш уважаемый гость, но ваша собачка другим не менее уважаемым гостям спать не дает». В результате я завела пульверизатор для глажки и, как только с Мэгги случается приступ немотивированного лая, я – пшик! – спрыскиваю ее. Не больно и эффективно. Я люблю так воздействовать и на Мэгги, и на людей – чтоб им было не больно, но они все-таки шли мне навстречу! Поливаю, правда, только Мэгги.
«СТАНОВИШЬСЯ ИЗВЕСТНОЙ, ОБРЕТАЕШЬ СЛАВУ, НО ПЛАТИШЬ ТЕМ, ЧТО ТЕРЯЕШЬ МОМЕНТЫ, КОГДА МОЖЕШЬ ПОБЫТЬ НАЕДИНЕ С СОБОЙ».
Маленькая рыбка, маленькая собачка – в этом нет желания продлить детство?
С. Й.: Ну, я-то с семи лет считаю себя взрослой. С тех пор, как четко сформулировала для себя, что хочу стать актрисой и никем больше. Мы с мамой тогда бесконечно ходили на кастинги рекламных роликов (и с тех пор она мой агент), и это все выглядело так, будто рожок пастуха сзывает скот, – столько сходилось таких же претенденток, как я… И в какой-то момент мама сказала: «Слушай, тебе это явно не нравится. Может, тебе заняться танцами, балетом, что ли?» Причем, мама вполне миролюбиво все это сказала. Однако я в ответ зарыдала: «Я хочу делать это, я именно это хочу делать!» Плакала, как ребенок, а чувствовала себя совершенно взрослой, потому что поняла, чего я действительно хочу. Ну, тогда мама предложила мне сосредоточиться на кино и отправила меня на детские курсы знаменитой актерской школы Ли Страсберга.
В профессии коллеги считают вашу мать очень жесткой...
С. Й.: Знаете, когда мне в первый раз дали понять, что моя мать монстр, я просто заплакала. Это чудовищно несправедливо. Потому что она не жесткая и не идет к цели, перешагивая через людей. Просто она прямая и исключительно дисциплинированная. А как без самодисциплины с четырьмя детьми? В маленькой квартире, где все могло бы быть вверх дном, а все-таки иногда не было? Cамодисциплина у меня от нее. Я, например, каждые полгода проверяюсь на ВИЧ. Не потому, что практикую промискуитет, а потому, что считаю: современный человек должен чувствовать ответственность такого рода. Благодаря дисциплине я и достигла того, чего достигла. Мама, конечно, сильная и деловая женщина, но прежде всего она сильная мать. Что, по-моему, редкость.
Вам это не мешало взрослеть?
С. Й.: Мама считает как раз наоборот. Она говорит, что доверить семилетнему ребенку выбрать профессию – это все равно что дать ему ключи от машины и открыть дверцу. Однако я вырулила! А одна моя подруга шутит, что я выбираю партнеров по принципу, звонят ли они своей маме ежедневно. И тут есть доля правды: мы с мамой привязаны друг к другу, и особый шанс вызвать у меня доверие есть у мужчин, привязанных к матерям. Смейтесь, если хотите.
«МОЯ МАМА, НЕСОМНЕННО, ОЧЕНЬ СИЛЬНАЯ И ОЧЕНЬ ДЕЛОВАЯ ЖЕНЩИНА. НО ПРЕЖДЕ ВСЕГО ОНА СИЛЬНАЯ МАТЬ. ЧТО, ПО-МОЕМУ, РЕДКОСТЬ».
Вы познали известность к 18 годам. А когда ощутили внутреннюю зрелость?
С. Й.: Когда сыграла замужнюю женщину. Женщину, принявшую важнейшее жизненное решение – в «Трудностях перевода». Мне было всего 17 тогда… Но я ведь выросла в Нью-Йорке, а это значит, разное повидала – и на улицах, и в собственном доме. И потом, я же получила очень еврейское воспитание. Папа у меня датчанин, а мама – еврейка-ашкенази. И ее родственники всегда были рядом. Не то чтобы мы по пятницам погружались в Шаббат, но традиции еврейской жизни соблюдались. И если вы спросите меня о национальной самоидентификации, я без запинки отвечу: я еврейка из Нью-Йорка. А нью-йоркские евреи – люди здравого смысла. Поэтому совсем уж наивным ребенком я не была, наверное, и в колыбели.
Вы помните свою первую любовь?
С. Й.: Первая любовь… Это очень серьезно. Со мной это произошло в 14. Знаете, как бывает, когда ты подросток… Ты живешь в этой ловушке своей подростковости в полном ощущении, что тебя никто не понимает. А потом встречаешь его, человека, который, кажется, понимает тебя лучше всех и чувствует так же, как ты. И вместе с ним ты испытываешь то, чего не испытывал раньше. Так возникает эйфория зависимости: «Я люблю тебя! Я хочу за тебя замуж! Я хочу твоих детей!» С тем парнем мы до сих пор друзья, но то чувство взаимной зависимости я переживать больше не хочу. Именно это – а не первая близость – отличает первую любовь. Я вообще не считаю, что нас определяет наше физическое существование, в данном случае сексуальный опыт. Из всех своих ролей я особенно люблю Грит из «Девушки с жемчужной сережкой». Там есть два эпизода потери девственности героиней. Один – когда художник Вермеер прокалывает Грит, своей модели, ухо, чтобы вдеть ту самую сережку с жемчугом, и она напряженно вздрагивает, потому что у нее и Вермеера есть смутная тяга друг к другу… Второй – когда Грит теряет девственность буквально, в объятиях юноши-мясника. Так вот, для меня ясно: по-настоящему существенна для нее была потеря невинности в том странном, сверхинтимном, надинтимном контакте с художником. Не в сексе со сверстником.
Ваши взгляды не мешают вам быть секс-символом?
С. Й.: Одно другому никак не мешает! По натуре я человек страстный и определенно склонна к переживанию чувств. Но ведь для того и существуют секс-символы, чтобы люди переживали чувства, вызываемые, например, с помощью экрана. И в том, чтобы быть сексуальным объектом, я не вижу ничего оскорбительного – мне вполне удобно в моем женском теле, так что я могу транслировать и идею некоей женственности. Но тут важно не путать. Есть актеры, которые в любой сцене появляются с этаким секси-выражением лица. Типа: обратите внимание, как я сексуален. Но ведь подлинная сексуальность – это то, что не спрячешь. А не то, что назойливо демонстрируют! Брайан де Пальма так мне объяснял роль, которую я играла в его «Черной орхидее»: «Понимаешь, она прекрасная маленькая штучка, завернутая во множество оберток. Ее должно быть интересно разворачивать». Для меня это лучшее определение неподдельной сексапильности.
Вы когда-нибудь задумываетесь о том, какой будете в зрелом возрасте?
С. Й.: Ох, я однажды сказала в интервью нечто, за что меня обвинили в высокомерии юности. Я сказала, что старые женщины несут смерть в себе – ведь часть их уже умерла с наступлением менопаузы. Но эта частичная смерть – своего рода освобождение. Я и сейчас так считаю. Когда-то я утрачу свой образ секс-объекта. Но в чем-то это меня освободит. Нам, женщинам, везет: мы умираем не сразу, а постепенно. По-моему, такой взгляд на вещи позволяет острее чувствовать привязанности, любовь, ответственность за другого.
«МНЕ КАЖЕТСЯ, ПОДЛИННАЯ СЕКСУАЛЬНОСТЬ – ЭТО ТО, ЧТО СПРЯТАТЬ ПРОСТО НЕВОЗМОЖНО. А ВОВСЕ НЕ ТО, ЧТО ВАМ НАЗОЙЛИВО ДЕМОНСТРИРУЮТ!»
Значит, для девушки вашего поколения ответственность за другого – не только фигура речи?
С. Й.: Зачем вы задаете мне этот вопрос? Вы же знаете: я недавно вышла замуж. А это значит, что даже такое слово, как «верность», для меня не пустой звук. Просто наше, как вы выражаетесь, поколение, его заменило на «моногамность». Но суть та же. Суть всегда одна. Про которую со мной говорит моя 86-летняя бабушка. А с вами, наверное, ваша говорила. Да?
Личное дело
- 1984 Родилась в семье Карстена Йоханссона, архитектора из Дании, и Мелани Слоан, продюсера (кроме Скарлетт в семье было еще трое детей – старшие сестра и брат и брат-близнец будущей актрисы).
- 1994 Дебют в кино в фильме «Норт» Роба Райнера.
- 1996 «Мэнни и Лоу» Лизы Крюгер, за который номинирована на премию «Независимый дух» за лучшую женскую роль.
- 1997 «Один дома – 3» Раджи Госнелла.
- 1998 «Заклинатель лошадей» Роберта Рэдфорда.
- 2001 «Человек, которого не было» братьев Коэн.
- 2002 Начинает романтические отношения с актером и рок-музыкантом Джаредом Лето, с которым расстанется спустя два года.
- 2003 «Трудности перевода» Софии Копполы; «Девушка с жемчужной сережкой» Питера Уэббера; за оба фильма номинирована на премию «Золотой глобус» как лучшая актриса.
- 2004 Начинает серьезные личные отношения с актером Джошем Хартнеттом, которые продлятся почти три года; «Любовная лихорадка» Шайни Гейбел.
- 2005 «Матч-пойнт» Вуди Аллена; становится активисткой ассоциации благотворительных организаций Oxfam International.
- 2006 «Сенсация» Вуди Аллена; «Черная орхидея» Брайана де Пальмы; «Престиж» Кристофера Нолана; становится лицом компании L’Oréal.
- 2008 «Еще одна из рода Болейн» Джастина Чедвика; «Вики Кристина Барселона» Вуди Аллена; как вокалистка выпускает свой первый альбом Anywhere I Lay My Head («Где бы я ни преклонила голову»); становится лицом линии декоративной косметики Dolce & Gabbana Make Up; выходит замуж за актера Райана Рейнольдса.
- 2009 «Обещать не значит жениться» Кена Кваписа; вокальный альбом Break Up («Перерыв»); становится лицом шампанского Moët & Chandon; съемки в фильме «Железный человек – 2» Джона Фавро; дебют в кинорежиссуре новеллой в киноальманахе «Нью-Йорк, я люблю тебя».
