Мадонна: «Я принадлежу только себе»

Psychologies: Почему вам все удается? Что бы вы ни сделали – песню, клип, альбом, концерт, тур, книгу, фильм, – все пользуется популярностью, все идет нарасхват. Вы что, знаете универсальный рецепт успеха?

Мадонна: Ага, а также рецепт эликсира молодости – видите, мне 50, а я как новенькая.

И все-таки почему, по-вашему, вы стали популярны 25 лет назад и с тех пор в зените славы?

М.: Вот завидую я некоторым людям! Например, вам. Вы точно знаете, что есть слава, что успех. А я живу в двойственном мире, и в нем у всего есть оборотная – «нешоколадная» – сторона. И что бы ни представлял собой мой успех, особенно в материальном смысле, я как боролась, так и борюсь. С двойственностью мира, с его противоречиями. Борюсь за свой в нем путь, стараюсь его найти. Борюсь с собой – за то, чтобы принимать жизнь такой, какая она есть, и не впадать в самообман. Борюсь...

Так, может, вы просто по натуре борец? От природы?

М.: Мне вообще многое досталось от природы. Но как только начинаешь думать, что полностью владеешь тем, что у тебя есть, талант уходит. Я всегда понимала, что не собственник своих способностей или там таланта. Я только его менеджер. Осознание этого – одна составляющая успеха. Другая в том, что я очень любознательна и стараюсь учиться новому. Я стараюсь работать с людьми, знающими больше, чем я. Чем больше я узнаю, тем больше смогу выразить. И еще: если я за что берусь, то довожу до конца. «До конца» в моей профессии – максимально высокая степень известности и раскупаемости. Мой отец говорит: если одним делом заниматься четыре дня подряд, ни на что иное не отвлекаясь – только ни на минуту и ни на что! – достижим максимальный результат. Я всегда следую этому принципу. Правда, иногда дело требует времени побольше, чем четыре дня.

Отец всегда имел на вас серьезное влияние?

М.: Мне было пять лет, когда от рака груди умерла моя мать. Так что особенно досталось тому, кто со мной остался, – папе. Для него были важны наши отношения – я только теперь, когда и сама мать, это оценила. Но главное, с чем он боролся, – это те чувства, что я испытывала. Полного одиночества, заброшенности. И вины. У меня было ощущение, будто меня изгнали из рая. Рай – это когда мама была жива. Потом я, получилось, совершила нечто страшное, какое-то грехопадение, и меня изгнали. Уже взрослой я прочла: у детей так часто бывает после потери кого-то близкого – им кажется, что это они совершили нечто ужасное, из-за чего у них и отняли самое дорогое... Потом папа женился второй раз, в результате я оказалась старшей девочкой в семье с восемью детьми. Старалась помогать и ему, и мачехе. И они это ценили. Я чувствовала. Папа всегда умел выражать благодарность. Не обязательно в материальном виде... это совсем не важно. Важно, что я всегда понимала: он ценит мою помощь. Умение дать понять, что ты благодарен, – редкий дар. Папа первым показал мне пример такого дара. Но именно из-за этого его свойства мне не хотелось его огорчать. И своими школьными трудностями я не делилась. А их было немало. Не очень-то меня любили, особенно в старших классах. Я была вне тогдашнего стандарта – вроде и ничего себе, но интересовалась музыкой и балетом. А дети бывают очень жестоки к тем, кто от них отличается. И когда меня уж совсем начали травить, я, вместо того чтобы подчиниться, стать как все, решила планомерно усугублять свои отличия. Не брила ни подмышки, ни ноги. Не пользовалась косметикой. Отказалась следовать всем тем канонам, которым обязана была следовать хорошенькая и правильная девушка. За это меня только больше травили, но это же и увеличивало мое превосходство.

Я жила с чувством: копошитесь, детишки, но вы же не знаете, кто такой Малер! Но лет в 14 я ушла в танцы с головой, что мне очень помогло. Я нашла свой путь – без противостояния, а просто свой собственный. Папа мне помог в этом по-своему – не вмешиваясь. Он вообще человек, которого непросто потрясти. Значительная часть моей жизни ушла на то, чтобы удивить его, заслужить его одобрение. С самого детства. Я была маниакальной отличницей, была одержима желанием произвести хорошее впечатление на отца, стремилась манипулировать им. Он не особенно мне потакал. Но я всегда знала: он любит меня.

А отношения с мачехой?

М.: У меня не было особых претензий: я никогда не думала о ней как о матери. Просто считала ее женщиной, которая вырастила меня и руководила мной в те годы. В какой-то момент, подростком, я ее просто игнорировала – типичное поведение приемных детей. Я считала, что лишена материнской ласки, и не исключено, что это породило во мне некоторую скрытность характера.

Вам было одиноко?

М.: В семье, где кроме тебя еще семеро детей, на себе трудно зациклиться. И вообще, воспитание в многодетной семье – то, что остается с тобой на всю жизнь. Мы не были так уж бедны, но я до сих пор в магазине не покупаю себе всего, что хочу. Пуританское воспитание. Внимание к деньгам. Самоограничение.

А своих детей вы ограничиваете?

М.: Я скорее строгая, да. Не позволяю им разводить кавардак в их комнатах, требую регулярной уборки. Всегда проверяю уроки. Когда Лурдес была маленькая, она, если ей чего хотелось, а не давали, бросалась на пол и начинала такое... Я ни разу не поддалась на провокацию. Ребенок не должен управлять жизнью родителей. Он должен знать, на ком тут ответственность... Я и телевизор много смотреть не даю.

Телевизор – зло?

М.: Он ограничивает воображение. Оно атрофируется. А зависимость от телевизора определенно зло. Зло – любая зависимость.

А вы не зависите от своей славы, от успеха? Говорят, вы закатывали истерики, когда за вами вовремя не прибывал лимузин...

М.: ... а потом перестала. Я была в напряжении. Ждала подтверждения своего подозрения, что на самом деле никакая я не звезда и слава моя поддельна. Потом я устала от славы. Все мечтают стать знаменитыми – это как помешательство. А я говорю: ерунда все это. Пока рвешься в звезды, совершаешь массу ошибок. И я получила уйму затрещин, в глазах очень многих так и остаюсь слабоумной.

Ваша дочь уже подросток. Отношения не усложнились?

М.: У нее всегда было собственное мнение. И в этом Лурдес не изменилась. Я давно поняла: ее сильное личностное начало – для меня вызов судьбы. Мне надо принять его – принять, что она иная. И между прочим, радоваться: ее сила послужит ей в будущем. Для меня же меньше проблем.

Вы и сама явно сильная женщина... Что такое личностная сила?

М.: Не думаю, что сила личности как-то связана с полом. Я знаю много сильных и много слабых – и мужчин, и женщин. Повторюсь: все в мире для меня неоднозначно. Иногда быть сильным – это не делать ничего, и наоборот, приложить силу – значит, проявить слабость. Сила для меня – это в конечном итоге мудрость. Мудрость уместности. В мире вообще, может быть, самое важное – знать свое место. Не считать себя ни пупом земли, ни мелкой живностью. Оценивать себя и свое место реально.

Есть мнение, что в песнях, клипах, концертах вы «продаете секс». Что открытая демонстрация сексуальности и есть причина вашего успеха. Словом, весь мир «в постели с Мадонной».

М.: Я не продаю и не сдаю напрокат свою сексуальность. И никому не принадлежу. Даже тем, кто действительно делит или делил со мной постель. По самому большому счету в постели с Мадонной бываю только я. Я принадлежу только себе.

Вы из семьи католиков, а исповедуете каббалу. Не странно?

М.: Возможно, интимнее постели только вера. Каждый должен найти свою. Я нашла в своей то, что она не требует собственно веры. Это способ понимания мира, философия. Мы ответственны за себя полностью, никто ничего не определяет за нас. Я архитектор и прораб своей судьбы. Я отвечаю за свои дела и свои слова. Мир не вращается вокруг меня и не обязан служить моим интересам. Нет просто добра и просто зла. Если обернуться и проанализировать свою жизнь, понимаешь: изменяться, учиться, расти, становиться мудрее, восприимчивее, сильнее нам помогает именно то, что мы воспринимаем как нечто плохое. Так существует ли зло вообще? Каббала помогла мне сформулировать что-то вроде закона, по которому я теперь и живу.

Что за закон?

М.: Никому не докучать. Никого не осуждать. Не обвинять других в своих неприятностях – это потеря времени. Не притворяться, не оправдываться, не просить, не полагаться на других.

То есть не доверять?

М.: Не полагаться на других – значит не отпихивать дело от себя. Доверять профессионализму. Доверять тем, кого чувствуешь, то есть собственной интуиции.

Когда-то вы стали играть в кино, и это было, говорят, одной из причин расставания с первым мужем, актером. Теперь вы начали сами снимать фильмы. Не опасно ли? Ваш нынешний муж – режиссер...

М.: Не коллегами становиться опасно, а впасть в соревновательность. Но я же говорю: я теперь знаю свое место. Я сняла скромный, низкобюджетный фильм. Только на свои деньги, распространять собираюсь через Интернет. Я просто хочу этим заниматься. Давно мечтала, 20 лет, но вот наконец сказала себе: хватит мечтать, просто сними. И сняла «Мерзость и мудрость». Я ничего не доказываю, ни с кем не соревнуюсь. Даже снимала в Лондоне: мои дети ходят здесь в школу, а я не хочу уезжать от них. Я вообще теперь считаю: дом там, где твои дети ходят в школу.

Счастье. Что это значило для вас 30 лет назад и что значит сейчас?

М.: 30 лет назад счастьем для меня было выжить в Нью-Йорке, иметь крышу над головой, отвоевать место под солнцем, прокормиться и заставить мир услышать мой голос. Сейчас счастье – испытывать благодарность за то, что все эти чудесные вещи по-прежнему со мной происходят.

И вы никому не завидуете?

М.: Ну... Уж кому точно не завидую, так это своим детям: у них за плечом вечно буду маячить я. И тут нечем им помочь. Я реалист.

То есть все-таки вы – material girl?

М.: 50 лет – это уже не girl. Да и не material. 50 – хорошее время взглянуть на вещи не с материальной точки зрения, а... с реалистической. И реалистически признать, что в мире есть любовь без условий, есть благодарность без выгоды, есть преданность без эгоизма. Таков мой реализм.

Личное дело