«Любовникам нужно больше воздуха»

Psychologies: Принято считать, что желание неотделимо от любви. Это действительно так?

Эстер Перель: Нас всегда пытались уверить, что они идут рука об руку, возникают и ослабевают вместе. Но я все чаще и чаще вижу пары, которые любят друг друга, чудесно друг друга понимают, но при этом им больше не хочется заниматься любовью.

Это тем более болезненно, что иногда они могут испытывать желание к кому-то третьему и не понимают, почему их желание вспыхивает по отношению к постороннему человеку, но не к тому или той, кого они любят. Они страдают, поскольку были уверены, что любовь гарантирует им желание. Но законы желания и любви различаются. Любовь существует там, где есть чувство безопасности, где все знакомо; желание же требует удивления, неожиданности, неопределенности. Пары, сохранившие желание, — это те, кому удается не воспринимать другого как принадлежащего себе. Там, где любовь требует близости, эротизм хочет дистанции.

Почему современные пары сталкиваются с такими трудностями?

Романтический идеал, на котором основаны сегодня представления о браке, предполагает, что любимый — единственный человек, которому можно рассказать обо всем и который даст тебе все что захочешь. Мы хотим получить от него все то, что в давние времена человеку давала целая община. Потребности в душевной близости прежде не были сосредоточены на ком-то одном, кто должен был освободить нас от экзистенциального одиночества, они были распределены между разными людьми.

Мы ищем в паре любовной страсти, эмоциональной защищенности, социального статуса, эротики. Разрушение желания проистекает из этой замкнутости любящих друг на друге, из их эмоциональной изоляции вдвоем. А желание живет только там, где есть воздух, пространство.

Но мы же более независимы, обладаем большим пространством по сравнению с нашими дедушками и бабушками, которые росли вместе, женились друг на друге, трудились рядом…

Пространство, которое у нас вроде бы есть, мнимое. Когда-то можно было жить вдесятером в одном доме. Три поколения жили вместе, однако в этой большой семье каждый обладал личным пространством, своими мыслями.

А сегодня — что говорят пары, которые ко мне обращаются? «Он со мной не разговаривает», «Она не рассказывает мне о том, что чувствует», «Я никогда не знаю, о чем он думает»… Мы хотим непременно знать о другом все, мы категорически требуем полного обнажения. Личного пространства больше не существует.

Откуда идет этот недостаток дистанции?

От потребности в безопасности. Чтобы приручить внешние угрозы и наш собственный страх, мы укрываемся в близости. Но если любви нужна близость, то желание требует дистанции, несхожести. Желание — это витальная сила, благодаря которой мы живы. У ребенка эта сила начинается с желания исследовать, совершать открытия. Это страсть к новому, любопытство, потребность в приключениях. Если родители подавляют это стремление, они тем самым душат саму жизнь.

В паре происходит нечто подобное: желание не ограничивается только сексом, оно основывается на вновь и вновь возникающем стремлении открывать для себя партнера. «Если я приклеен к тебе, я ничего не могу увидеть в тебе, не стремлюсь открыть ничего нового, ничего не желаю». У нынешних пар нет потребности в душевном пламени, они им обладают. Но, чтобы гореть, огню нужен воздух...

Поэтому некоторые вновь обретают желание, когда у их партнера возникает желание к другой (или другому)?

Желая другого мужчину или другую женщину, партнер воссоздает дистанцию. Тем более что адюльтер запускает один из мощных двигателей желания. Взгляд моего партнера на кого-то другого вызывает у меня эротические чувства, потому что мне нужно снова добиваться, чтобы меня выбрали. Фантазии нашего партнера доказывают нам, что он свободный человек, обладающий ни к чему не сводимой непохожестью, неотъемлемой индивидуальностью. Это пугает, но и возбуждает тоже.

Почему так трудно поддерживать сексуальное желание?

Потому что это парадокс — ведь мы должны удовлетворять потребность в безопасности и потребность в неизведанном в рамках одних и тех же отношений. Потому что желание предполагает эмоции, которые представляют угрозу для любви: ревность, агрессию, животное начало — и это только некоторые из них. Потому что страх мешает нам раскрыться перед человеком, от которого мы так сильно зависим.

Мы впадаем в самодовольство, забывая, что сексуальное желание и эротику нужно поддерживать, иначе они тускнеют. И наконец, потому, что наше желание часто обращено не к нашему партнеру, но вовне — к работе, друзьям, детям.

Посмотрите, на что мы способны, чтобы увидеться с друзьями! И посмотрите, как мы ласкаем наших детей, как мы помогаем им, как постоянно ищем, что могло бы их порадовать. Мы играем с ними, мы их целуем, мы их обнимаем. Если бы мы уделяли хоть половину этого внимания нашему партнеру, желание не притуплялось бы!

Значит, возвращение сексуального желания не сводится к одной эротике?

Секс без желания существовал всегда: спросите у многих поколений женщин, занимавшихся любовью из чувства долга! Но и вопрос тогда ставился иначе. Общество, церковь, семья вменяли им в обязанность одно: рожать детей. Сегодня больше нет ни предписаний супружеского долга, ни социальных обязательств продолжать род. Мы перешли к супружеской модели, где сексуальные отношения держатся единственно на сексуальном желании, которое требуется культивировать, поддерживать, заманивать и предвосхищать.

Если желание питается недостатком, можно ли долго хотеть того, кто у тебя есть?

Нет, конечно, хотеть того, чем мы обладаем, нельзя. Но кто мы такие, чтобы быть уверенными, что другой принадлежит нам навсегда, до скончания века? Это главный вопрос, который стоит себе задать.