Екатерина Мурашова: «Подростков интересует не секс, а любовь как вершина бытия»

Мы спрашивали подростков о том, что они вкладывают в понятие «хорошие отношения между парнем и девушкой». И чаще всего звучали слова «доверие» и «взаимопонимание». Похоже, для них это очень важно?

Катерина Мурашова, семейный психолог: Да, подростки разными словами говорят приблизительно одно и то же, что можно свести к идее «главное, чтобы тебя понимали». Это один из маркеров подросткового возраста, потому что люди младше и старше выделяют в качестве главного что-то другое.

Я бы отметила еще один маркер — это слово «ненавижу», следствие их эмоциональной лабильности. Если спросить взрослых, ненавидят ли они что-нибудь или кого-нибудь, то большинство ответят: «Нет, ненависть — это слишком сильное чувство». Подросток спокойно может сказать, через запятую: я ненавижу младшего брата, манную кашу и учительницу по черчению. Это два психологических маркера подросткового возраста.

Насколько современные подростки отличаются от подростков предыдущих поколений?

Они лучше выражают мысли и чувства. Причем это не их заслуга, это заслуга медиасреды, в которой они живут. У нашего поколения этого не было. Мы почти не могли говорить о чувствах, наш словарь в этом смысле был очень беден.

Я помню, как это все начиналось, как в перестроечное время ко мне приходили девочки и говорили фразами из сериалов, которые тогда крутили по телевизору: «Санта-Барбары», «Просто Марии» и прочих.

Такое впечатление, что отношения с одноклассниками у детей теперь не всегда такие тесные и близкие, как были у нас.

По-разному бывает. Но очевидно, что сегодня часть этой социализации, реакции группирования перенесена в виртуальное пространство.

А насколько сложнее стало общаться родителям и подросткам, по сравнению, например, с тем, что было 20-30 лет назад?

На мой взгляд, отношения стали теснее. В моем поколении дети и родители — это были два совершенно разных мира. Сейчас очень много семей, где родители и дети ближе друг к другу.

Это воздействие среды?

Сейчас среда более открытая. В «танки» играют на равных 9-летний мальчик и 49-летний мужчина. Причем зачастую этот 9-летний может взрослому еще что-то посоветовать. Это влияет не только на ребенка: поднимает его в собственных глазах, закладывает основу самооценки, — но и на мужчину.

Но ведь не всякий взрослый сумеет это принять.

По крайней мере, теперь есть поле, на котором можно потренироваться принимать эту равность.

Можно ли выделить какие-то типы отношений между родителями и детьми, характерные для нашего времени?

Я думаю, что они, в общем-то, вечные. Ведь в чем суть подростковости? Когда ребенок появляется на свет, как бы заключается договор: родитель обеспечивает ребенка, а тот подчиняется. Но когда он становится подростком, то запрашивает пересмотр договора.

И типизировать отношения можно по тому, как родители относятся к этому запросу: родитель может принимать его («Я ждал этого, я готов, будем пересматривать»), может пугаться («Боже, что сейчас начнется!», он начинает метаться — то «Сядем, поговорим по душам», то «Нет, ты туда не пойдешь!») и, наконец, может занять жесткую позицию («Ты живешь на мои средства и будешь делать так, как я сказал»).

В последнем случае подростку ничего не остается делать, кроме как перегрызать эту пуповину самому.

Какие самые важные психологические изменения происходят в подростковом возрасте?

Это период эмоциональной лабильности: самооценка подростка становится неустойчивой. Причем неважно, каким он вошел в этот период: уверенным или неуверенным в себе. В подростковости самооценка скачет по синусоиде. Наиболее характерна для подросткового возраста неустойчивость всего.

Я вообще за профилактику, мне кажется, что о старости нужно рассказывать молодым людям. О подростковости — детям. О молодости, о ее задачах — подросткам. То есть не тогда, когда гром уже гремит, а заранее. Когда оно еще вызывает любопытство, а не ужас. Тогда это эффективно.

На что нужно обратить внимание, если ребенок вдруг становится категорически недоволен своей внешностью, если он не принимает себя?

Реагировать нужно не на переживания, поскольку, как я уже сказала, эмоциональная лабильность — это норма. Нужно реагировать на действие. Если девочка в 14 лет садится на диету из лимонов, то она не понимает, чем это чревато, а родитель должен на это отреагировать.

Если это переживания — мы просто присоединяемся, и если можем, то рассказываем о своем опыте. То есть открытость своего опыта и принятие этого переживания, скачущего вверх-вниз, — это терапевтично. Но если начинаются действия, то от родителей требуется уже не присоединение к ребенку, а действие — сказать «нет, потому-то и потому-то».

Наверное, могут быть вещи не столь очевидные, как диета, которые родитель несведущий может списать на подростковый возраст и проглядеть серьезную проблему. Что это может быть?

Если подросток порвал с друзьями. То есть появление нового круга общения естественно для подростковости: подросток пробует, экспериментирует. Например, хорошая девочка может попробовать пойти в компанию, где пьют пиво и курят.

Родитель должен к этому как-то отнестись, но в данном случае поведение ребенка находится в пределах исследовательской программы. А вот обрубание связей и необретение новых — это всегда тревожно.

Одна из самых сложных тем — о сексуальности подростка. Может быть, родителю нужно преодолеть себя и заранее начать говорить об этом?

Я не считаю, что родитель должен себя преодолевать. Если для него это тягостно, если он будет говорить, глядя в пол и ковыряя тапочком паркет, такой разговор вряд ли принесет ребенку пользу. Тем более, если подросток сам не спрашивает родителя об этом.

И все же. У нас еще даже не сложилось словаря для обсуждения секса, взрослые не могут между собой это обсуждать, потому что не понимают, какие термины использовать. Как лучше разговаривать об этом с детьми? Вот он приходит и спрашивает — отвечать надо?

Надо. Можно сказать: «Послушай, я тебе отвечу, но мне нужна пауза». Дети нормально это воспринимают. Родитель может воспользоваться любой поддержкой, начиная от «звонка другу» и заканчивая обращением к интернету с вопросом «Что делать?». Мое мнение: на заданный вопрос должен быть ответ. В сексе на данный момент, учитывая интернет, нет ничего сакрального.

Детей не очень интересуют технические подробности. Когда они приходят к родителям, их интересует не секс, а любовь как вершина бытия. И если у родителей есть что сказать о любви (а ведь это не у всех есть), то это нужно сделать. Это тот ресурс, ценность которого невозможно преуменьшить.

Что обычно спрашивают подростки, приходя к вам?

Обычно они задают такой вопрос: вот я встречаюсь с Федей, он мне нравится, я ему нравлюсь, скажите, это настоящая любовь? Я им отвечаю: та любовь, о которой ты спрашиваешь, длиной и ценой сравнимая с жизнью, про которую поют песни, складывают легенды, рассказывают сказки, — она посылается не каждому.

Но если к тебе придет та любовь, ты не будешь меня спрашивать. Ты будешь точно знать, что это она. Поэтому я и говорю, что если у родителя есть опыт любви, пусть не к партнеру, а к любому живому существу, есть вот этот опыт вершинного бытия, то утаить его от ребенка, по-моему, безнравственно по отношению к нему.

Представим, что перед вами семья: родители и подросток или ребенок, который скоро войдет в подростковый возраст. Есть ли какие-то критерии, по которым можно понять, будут у родителей проблемы с ним или нет?

Первое, что важно понять, — много ли в семье врут: подросток родителям и родители подростку. Не умалчивают что-то, а именно врут. Это очень прогностично.

Второе — насколько сам родитель боится того, что должно случиться. Если взрослый с ужасом ждет не подросткового возраста, а сразу подросткового кризиса, то, скорее всего, он этого дождется.

И третий момент — готов ли родитель по запросу подростка пересматривать договор. Если не готов — столкновения, скорей всего, неизбежны.