«Здравствуйте. Я – Джули», – говорит Мур, войдя в «представительский» номер каннского отеля Hilton. И протягивает руку – маленькую, сухую, некрасивую, с коротко подстриженными ногтями, в веснушках, с мягким пожатием. Руку заботливой мамы. «Зачем она представляется? – мелькает у меня. – Не подозревает же, что я не знаю, как ее зовут...» Но сокращенной формой имени она что-то дает понять. Ах да: ее актерский псевдоним Джулианна – совмещение ее собственного первого имени Джули и второго имени ее матери Энн. Джулианна она на экране, а в реальности... Даже здесь, в Каннах, на главнейшем в мире кинофестивале, среди гламура и заоблачного количества звезд на фасаде и звезд в номерах... даже здесь она – Джули, настоящий человек и не скрывается за сценическим псевдонимом. «Я, может быть, и неплохая актриса, но плохая знаменитость», – говорит она о себе. И действительно: о ней никаких слухов «с перцем и горчицей»... И никакой звездной харизмы в ней нет, как нет косметики, маникюра и продуманного туалета: простенький серо-зеленый костюмчик из жатого шелка, ни одной ярко-дизайнерской детали, прямая юбка закрывает колени. Немолодая женщина, худенькая, хрупкая. Фарфорово гладкая кожа в веснушках, рыжие волосы – сказывается шотландская кровь. Мур говорит об этом факте с иронией: «Моя мама эмигрировала в США в детстве из Шотландии. Так что я сшита на подкладке из «шотландки». Но в элегантной фарфоровости и хрупкости есть что-то тревожное, какая-то ломкость. А ее спокойствие – скорее следствие усталости. Говорит размеренно, иногда озабоченно вздыхает. Часто употребляет определения «странный», «удивительный», «неустойчивый», «непостоянный». Кажется, что ее лексика – производное от ощущения непрочности построенного ею мира. Мира, в котором Джулианна Мур – мать двоих прекрасных детей, счастливая жена и звезда экрана.
Словно желая обозначить приоритеты, она сама начинает разговор.
Джулианна Мур: Мне теперь так сложно говорить о кино, даже в Каннах... Наверное, потому, что считаю главным из всего сделанного то, что мне каким-то чудом удалось создать семью, родить детей, быть с ними, жить жизнью нормального человека. Исходя из этого я выбираю и роли, и место для жизни...
Psychologies: И каковы критерии?
Д. М.: Например, я выбрала Нью-Йорк, чтобы не вести это жуткое голливудское существование звезды. И квартиру... Вот мы с Бартом жили в прекрасной квартире. И тут освободилось помещение наверху, на чердаке, лофт. Мы купили, произвели грандиозный ремонт (брат мужа – архитектор). Получилось потрясающе: два уровня, виден весь Манхэттен. Но я просто не знала, куда себя деть в этом огромном пространстве, – так много места, столько не нужно человеку... если он, конечно, не герой фантастического фильма! А я всегда хотела жить в таунхаусе: там же при нью-йоркской тесноте все помещения – одно над другим и комнаты в среднем метров 25, не больше. Вот это по человеку! В общем, в какой-то момент позвонила риелтор, я посмотрела и поняла: это мое, как у нормальных людей, спальня – 15 метров, гостиная – 30... Здание старое, 1839 года, но главное все-таки – Нью-Йорк. Это ведь большой маленький город – состоит из нескольких городков-деревень. Я вот в своем Вест-Виллидже всех знаю: поваров в ресторанах, дяденьку из газетного киоска. В нашей непредсказуемой жизни это особый бонус – знать соседей. Я даже политические события начинаю по-настоящему понимать, когда кто-то из знакомых в них участвует. Бойфренд моего парикмахера – переводчик в ООН. Когда началась война на ливанской границе, парикмахер сказал: «Моему Альберто сейчас вздохнуть некогда». А я под новости CNN из Ливана говорю Барту: представляешь, этому Альберто вздохнуть некогда! Барт смеется надо мной... И с ролями у меня так же. Мы ведь не так часто совершаем полеты в космос, а будничные неприятности бывают у всех: и внезапная любовь, и развод, и ребенок, увы, у каждого может потеряться... И каждый может устать от своей жизни, ощутить себя в ней лишним. Вот и мои героини – люди, которым никто никогда не гарантировал счастья и безопасности...
Это вообще ваше ощущение жизни? Отсутствие всех гарантий?
Д. М.: Наверное... Знаете, многие годы, когда я работаю дома, в Нью-Йорке, я сохраняю некий ежедневный ритуал. Выпиваю две чашки кофе за завтраком, выхожу из дома в одно и то же время, иду пешком, куда бы ни нужно было идти... И получается, интуитивно так рассчитываю время, что всегда подхожу к светофорам в тот самый момент, когда зажигается зеленый для пешеходов, никогда не задерживаюсь на тротуаре... Будто мной владеет чувство: сделай я неправильное движение, сверни не туда, задержись у какой-то витрины, и с трудом обустроенный мир моего благополучия – и внутреннего тоже – рухнет в один момент!
Немотивированная тревожность, как сказали бы психотерапевты...
Д. М.: Да, все признаки налицо: например, я обожаю фильмы ужасов, а это, говорят, способ канализации тревожности... Но я чувствую себя невероятно удачливой: у меня есть и дети, действительно здоровые, и семья, и отношения, и карьера. Это же редчайшая удача – когда у одного человека есть все это! Поэтому и волнуюсь. Волнуюсь, волнуюсь... Барт говорит: «Если волноваться не из-за чего, ты что-нибудь да найдешь». Он прав. Но ведь действительно в любой момент может случиться все что угодно!
Эта тревога была у вас всегда?
Д. М.: Наверное, всегда. В детстве я была этакой отличницей. Из тех детей, кто всегда играет по правилам, кто ненавидит, когда жухают. И потом, знаете, в любом классе есть такие дети – один неспортивный, другой слишком маленького роста, третий в очках... Я была «три в одном». Очки – это вообще отдельная тема. Когда я переехала учиться в Германию, куда перевели по службе моего отца, я отрезала волосы и сменила очки на контактные линзы. И вот это было для меня эмоциональным шоком: люди стали относиться ко мне совершенно иначе, отныне они находили меня милашкой! Даже родители – и те изменились ко мне. Папа до сих пор вспоминает, как мама, увидев меня в школьной постановке «Спящей красавицы», прошептала ему (оглушительно, на весь зал!): «Боже, Питер, да ведь она хорошенькая!»
В детстве вы с родителями много кочевали. Что оставили в душе эти переезды?
Д. М.: Думаю, это сделало меня гибче. Мой папа – военный, и к старшим классам я повидала мир: мы жили в Панаме, повсюду в США – от Техаса до Аляски, в Германии – переезжали больше 20 раз. Удивительно было понять, что по сути люди везде живут одинаково – одними и теми же чувствами, переживаниями, страхами. С того момента как начинаешь это осознавать, уже не чувствуешь себя одиноким... и исключительным... Папа был вертолетчиком, десантником. Воевал во Вьетнаме. Потом закончил юридическую школу и вернулся в армию – сначала адвокатом, потом судьей. Он солдат и всегда олицетворял для меня саму армию, главенство порядка, невозможность перешагнуть через субординацию – может, и мое «отличничество» отсюда...
Вы помните, что чувствовали, когда отец был во Вьетнаме?
Д. М.: Мне было пять лет, а братику всего две недели, когда отец отправился во Вьетнам. Маме было трудно – почти совсем девочка с двумя детьми на руках. Она вообще не мыслила без отца жизни – они ведь познакомились, когда им было по 12, в церкви. И с тех пор не расставались. Когда отец ушел во Вьетнам, мама была, как я теперь понимаю, совершенно подавлена и все время волновалась – за отца, за нас. Странно, но она заговорила со мной об этом, только когда у меня появились собственные дети. Наверное, она права – раньше я бы не поняла ее.
Ваше решение стать актрисой не показалось родителям слишком экзотичным?
Д. М.: Это и со мной-то произошло в один момент. Я, конечно, участвовала в школьных спектаклях, но до 17 лет собиралась стать врачом. Единственный журнал, который мы выписывали постоянно, был Time. И вот однажды на обложке там появилась Мэрил Стрип, моя любимая актриса (и тогда, и теперь). Я прочла ее интервью. Мы с папой говорили о ней, о ее фильмах. И вдруг я сказала: «Знаешь, пап, я хочу быть актрисой. Это единственное, чем я хотела бы заниматься». Папа замолчал. Они с мамой были просто расстроены. Они всегда считали, что я должна стать кем-то, профессионалом. Закончить школу, университет, потом найти работу и жить. И я так думала. Но в какой-то момент эта идеальная модель сломалась, и стало как-то очевидно, что жизнь сложнее цепочки последовательностей... В общем, родители расстроились. Но, когда я окончила школу, мама взяла билеты Франкфурт-Нью-Йорк для нас обеих. Уговор был такой: я пытаюсь поступить в несколько актерских школ, а если меня не берут, я поступаю в «нормальный» колледж. Но я была почему-то нарасхват. И сама выбрала актерский факультет в бостонской школе искусств. Родители, как ни странно, в результате оказали мне невероятную поддержку, и не только, кстати, моральную: они заплатили за мое обучение в школе. Удивительно, правда?
А вы вообще нуждаетесь в стороннем мнении? В советах?
Д. М.: Да я и обратилась-то за советом, может быть, один раз в жизни... К Элен (Баркин, актриса, подруга Мур. – Прим. ред.). Когда встретила Барта. У меня был сложный период в жизни. Я очень хотела развестись с мужем, а процесс все затягивался. И тут звонит некто Барт Фройндлих, режиссер, который предлагает мне роль в своем дебютном фильме «Тени прошлого». Я довольно раздраженным тоном требую сформулировать, почему он хочет, чтобы играла именно я. И он так серьезно, спокойно, убедительно мне отвечает... И я как-то внутренне успокаиваюсь. А потом... Уже на съемках я поняла, что совершенно влюблена в него. Ему было 26. Мне 35. Тут я и попросила у Элен совета. И ее совет был: «Оставь его в покое. Ты известная актриса, он – дебютант. Ты выбьешь его из колеи. Не мешай ему». Попросила совета – и не послушала. Так или иначе, мы с Бартом 10 лет вместе.
Что вас заставило поступить иначе, вопреки совету подруги?
Д. М.: Вы знаете наше американское слово – chemistry? Это особые отношения, какая-то химическая реакция между мужчиной и женщиной, со стороны умом ее вообще не понять. Мне кажется, все подлинные чувства таковы.
Все главное в вашей жизни случилось не сразу: вы стали звездой после 30, в 35 встретили своего мужа, ваш первый ребенок родился, когда вам было 37, второй – после 40...
Встретить чудо никогда не поздно. А дети... Этот опыт делает глубже все, абсолютно все – все твои чувства, страхи, нежности... При моей такой непостоянной, переменчивой профессии, в которой карьера – понятие относительное, известность – вещь неустойчивая... нет, для меня это бесценный дар – быть мамой.
Ваши дети как-то осознают, что вы – кинозвезда?
Д. М.: Кэл – да. Однажды он пришел домой и сказал: «Мам, ты на обложках, потому что ты – знаменитость». Я ответила: «Нет, я на обложках, потому что я – актриса». Я стараюсь объяснить, что у меня за работа и какова ее цель. А знаменитость – ведь это продукт маркетинга, не личных усилий человека. К сожалению, люди твердо усвоили, что единственная форма успеха – это успех в медиа: тот, кто на обложках, на экране, тот и успешен. И то, как ты выглядишь, гораздо важнее, чем то, кто ты есть. Посмотрите на Голливуд, на обложки: у всех все одинаковое и нереальное – губы, бедра, волосы. Это насилие, диктатура стандарта.
Что бы вы испытали, если бы вам отказали в роли из-за внешности?
Д. М.: Да ничего особенного. Мне 47 лет. Что мне до того, что кто-то думает о моей внешности... Меня одно удивляет: мой муж до сих пор считает, что я выгляжу грандиозно.
На этой фразе Мур улыбается. Впервые за все время нашего разговора.
Личное дело
- 1960: 3 декабря родилась в семье кадрового военного Питера Мура Смита и психиатра Энн Смит. Старшая из троих детей.
- 1979: Поступает в Колледж изящных искусств Бостонского университета.
- 1983: Переезжает в Нью-Йорк, играет в театре; выходит замуж за случайного знакомого – индийца Сундара Чакраварти.
- 1985: Расстается с мужем.
- 1986: Выходит замуж за актера и режиссера Джона Гулда Рубина.
- 1988: Премия «Эмми» за лучшую роль в телесериале «Как переворачивается мир».
- 1989: Кинодебют в фильме ужасов «Бойня-2» Майкла Вэлтона.
- 1993: «Беглец» Эндрю Дэйвиса.
- 1996: Знакомится с будущим мужем – Бартом Фройндлихом.
- 1997: «Потерянный мир: парк Юрского периода» Стивена Спилберга; рождение сына Кэлеба.
- 1998: «Большой Лебовски» братьев Коэн; номинация на «Оскар» за роль в фильме «Ночи в стиле буги».
- 2002: Рождение дочери Лив; приз кинофестиваля в Венеции за роль в фильме «Вдали от рая».
- 2003: Двойная номинация на «Оскар» за роли в «Часах» и «Вдали от рая»; учреждает Фонд Джулианны Мур по исследованиям и лечению бугорчатого склероза – болезни, поражающей детей.
- 2007: Next Ли Тамахори, «Дикая грация» Тома Калина, «Я не там» Тодда Хэйнса; съемки в «Слепоте» Фернандо Мейреллеса и вестерне Boones Lick Барри Левинсона.
