10 лет, как вы приняли вызов и нырнули в пучину, возглавив Академию русского балета имени А. Я. Вагановой.
Я все время что-то осваиваю. Жизнь подарила возможность быть ректором, я начал этому учиться. Кажется, что это было вчера, а уже, оказывается, 10 лет прошло. Я просто удивляюсь, что, действительно, время летит быстро.
Меня вообще никогда ничего не интересовало с детства, кроме времени. Я никогда не хотел взрослеть, становиться старше, заканчивать школу. У меня не было таких желаний, потому что мне всегда было жалко времени.
Я понимал, что это неизбежно, и не хотел, чтобы это происходило
Я работаю в школе и каждый день общаюсь с детьми, все время нахожусь среди очень молодых юношей и девушек. Последние два года у меня женский класс — я вообще не чувствую себя взрослым. Мне кажется, что я тоже учусь.
Я часто за ними наблюдаю, мне очень интересно, они совсем другие и я не чувствую вообще, что сам уже закончил школу. Я это вспоминаю, только когда мне приходится решать вопросы, связанные с хозяйством, с финансами и так далее, звонить каким-нибудь большим чиновникам, что-то узнавать или отвечать на письма.
Тогда, в 2013 году, какой перед вами стояла задача?
Основной вызов — то, что я москвич по своему воспитанию. А Санкт-Петербург — город, который не любит «варягов». Они очень ревностно относятся к москвичам, потому что когда-то их город опять стал столицей. Настоящие жители — очень воспитанные люди. Они никогда не покажут этого.
Но вот те, кто хотел в Москву, но не смог уехать, пристраиваются в Санкт-Петербурге и становятся самыми яростными любителями города: все время хотят тебя поддеть, что «Ты приехал к нам, теперь тянешься к большому искусству и культуре». Вот эти люди сначала пытались меня уколоть, но они у меня вызывали смех, потому что я-то родился в Тбилиси, который гораздо старше — 1500 лет.
Поэтому для меня и Москва, и Санкт-Петербург — очень молодые города
Я, конечно, шучу, но это был вызов: ты входишь в большой коллектив, в основном женский и взрослый — много людей, которым 85+, и там же три школы: и общеобразовательная, и музыкальная, и хореографическая.
Мне было около 40, надо было сразу завоевать доверие. Когда старшее поколение, немножко пообщавшись со мной, поняло, что я с методической точки зрения очень образованный человек, они меня приняли очень с большим одобрением.
У вас же тогда фамилия была, которая открывала двери везде фактически.
Конечно, это и раздражает.
Они хотели прийти и сказать «Я утер нос Цискаридзе», и все должны были рукоплескать.
Они хотели бы так сказать, но у них так не выйдет никогда.
Подход к балету изменился за время вашей работы ректором?
Конечно, потому что мы играли в игры, которые прежде всего развивали память и координацию, так или иначе. Даже те же резинки или классики. Все равно ты двигаешься, должен помнить большое количество комбинаций. А дети, которые все время тыкают в телефон, ничего не развивают. Поэтому когда они приходят и должны запомнить порядок движений, это становится проблемой.
А как не испортить талантливого ребенка?
Найдите его сначала. На миллион детей может быть один. Талант — то, что появляется уже когда человек вырос и пришел в театр. А мы учим, развиваем способности. Больше ничего, никаких талантов у ребенка не бывает. Это абсолютная глупость.
Ребенок на сцене все равно переиграет любого народного артиста, тем более если он обаятельный
Проходит пубертат — когда формируется организм, — вот тогда начинается актерское мастерство, но это профессия. Это уже не переживание, понимаете. Ни один человек на сцене не плачет настоящими слезами — он плачет так, чтобы заплакали в зрительном зале, не для себя.
Вот такой вопрос: как не загубить способного ребенка, куда его вести — в ближайшую балетную школу?
Ни в коем случае. Не надо водить детей по этим клубам. Не надо. Дайте ребенку наиграться. И раньше восьми лет балетом заниматься не надо. Меня все равно никто не услышит, потому я уже махнул рукой на это.
В одной социальной сети, которой вы сейчас не так часто пользуетесь, вы подписаны на огромное количество стендап-комикесс. Неужели вам нравится?
Они скрашивают мою жизнь. Вообще девочки эти потрясающие. И Варя Щербакова, и Зоя Яровицына, и Ира Мягкова, и Марина Кравец. А есть еще Вика Складчикова. Она рассказывает те вещи, о которых мы тоже думаем. Мы так считаем, понимаете. Я очень люблю их слушать.
Я очень много читаю, и хочется переключиться. И когда их слушаешь… Варя Щербакова все время озвучивает то, что я думаю. Ира Мягкова — автор очень многих проектов, умнейшая женщина. Я с ней познакомился и был потрясен глубиной ее образования.
Это кажется, что так легко сделать. Нет. Это очень сложный жанр
Ведь дело в том, что в любом театре и даже в цирке клоун, комик — самое высшее, что есть. Гораздо легче человека вывести на слезы, нежели рассмешить его. И рассмешить по-настоящему. Не быть смешным, а вот именно задеть в людях — чтобы не просто они поржали, а еще потом подумали. У них есть, например, сценки, которые я иногда переслушиваю, потому что очень точно сформулирована мысль. И я к ним отношусь с большим уважением.
А какой был Comedy Woman! Я обожаю Катю Варнаву, Катю Скулкину, Наталью Еприкян, Марину Федункив. Это очень талантливые люди.
Почему, когда показывают фильмы про балет, самым кульминационным моментом всегда становится сцена, где героиня крутит бесчисленное фуэте? Сколько фуэте делали вы?
Наверное, просто обыкновенному зрителю кажется, что это очень сложно. В балете 32 такта, 32 поворота — стабильная вещь. Но бывают какие-то извращенцы-балетмейстеры, которые заставляют крутиться больше, какие-то — меньше и так далее.
В детстве я очень много мог сделать фуэте на спор и всех побеждал, потому что у меня очень хороший вестибулярный аппарат и мне абсолютно было безразлично, сколько вращаться.
