«Нимфоманка»: исповедь с продолжением

Андрей Россохин: Давайте вспомним, как строится сюжет фильма. Джо, женщина средних лет, рассказывает случайному встречному, который нашел ее, избитую, на улице, историю своей жизни. Она вспоминает себя маленькой девочкой, потом подростком… Мы видим, как она взрослела: Джо играют четыре актрисы в разных возрастных категориях – сначала это девочка примерно семи, потом – десяти лет, потом юная красотка (Стэйси Мартин) и, наконец, женщина около 50 (Шарлотта Генсбур).

И вот мы видим, как постепенно, с возрастом, детская сексуальность, зарождающаяся женственность, чувственность героини постепенно сходят на нет. Джо маленькая – максимально живая, открытая эмоциям девочка. Джо-подросток, гуляющая с папой по лесу, – нежная и трогательно привязанная к своему отцу, тоже довольно открытая. Но постепенно героиня превращается в замкнутую, холодную девушку с лицом, напоминающим маску, а к 50 годам она уже настолько неприглядна, что может вызывать даже отвращение. Джо-Генсбур фактически предстает в образе бомжа – побитая, потасканная, с потухшим взглядом, и ее женская привлекательность минимальна.

Человек, который стремится получать удовольствие в режиме нон-стоп, приходит к полному истощению, жажда удовольствий разрушает личность – вот очень примитивное, самое поверхностное прочтение идеи картины, самое явное содержание фильма.

Psychologies: Но что Триер показывает на самом деле?

Прежде всего режиссер показывает зарождение детской сексуальности, которая, вообще говоря, абсолютно не криминальна. Вспомните сцену в ванной, которая иллюстрирует этот процесс. Но мы тут же видим реакцию на естественное детское поведение Джо со стороны матери и отца. И вот это очень важный момент. Оценки родителей противоположны. Мать готова ворваться в ванную и запретить неприличное поведение, наказать дочь. Ей хотелось бы разрушить, прервать зарождение сексуальности, это ее пугает. Это мать предельно холодная, отгораживающая себя карточным пасьянсом от всяких чувств, от отношений и с мужем и с дочерью. И мы сразу понимаем: у ребенка нет никакого эмоционального контакта с матерью.

Отношения с отцом не так однозначны. С одной стороны, это отец, который дает дочери пространство для развития сексуальности, фантазии. Своей жене, которая стоит у двери в ванну, он резко отвечает: «Отстань от нее, оставь ее в покое». Он говорит это негромко, как будто про себя. Но все-таки говорит это с какой-то первертной улыбкой. Есть в нем некоторая извращенность. И позже, через несколько лет, когда Джо разглядывает рисунок вагины в анатомическом атласе и замечает на себе взгляд отца, за его спокойным выражением лица мне тоже видится какая-то внутренняя улыбка.

Это лишь намек, дальше режиссер никак не развивает эту линию. Случайна ли эта улыбка? Сомневаюсь. У Триера отточены все детали. Возможно, вторая часть приоткроет нам какую-то тайну этих отношений?

Может быть, отец улыбается, потому что узнает в дочери себя самого – маленького мальчика?

В этом как раз никакого извращения нет, это нормальная отцовская функция – вспомнив себя, маленького, дать и своему ребенку пространство для развития. Я-то увидел в его улыбке желание. Можно сказать, что он смотрит на дочь как на сексуальный объект. Он не столько защищает ее интимное пространство, сколько сам вторгается в него, перевозбуждает и стимулирует ее фантазию. Чувствуя сексуальность Джо, отец как будто получает от этого чрезмерное удовольствие, и в этом смаковании ее сексуальности больше мужского, нежели отцовского. Больше эта линия нигде не прослеживается, он ведет себя очень достойно, корректно.

Конечно, в фильме показано, что героиня переживает эдипов комплекс – вспомните, когда она навещает отца в больнице, она рассказывает, что мать плохая. Фактически, она говорит: «Только я, твоя дочь, тебя и люблю». Но отец не поддается на эту провокацию, подчеркивая, что любит мать, что они – пара. В любом случае, первые сцены ясно показывают нам атмосферу, в которой девочка жила и взрослела.Следующий ключевой момент фильма: подрастающая Джо неожиданно оказывается в больнице. Она лежит там одна, ей страшно. Героиня Генсбур рассказывает: «Я совсем не думала про отца, мне очень не хватало матери, но ее не было рядом». И дальше она признается, что испытала колоссальное одиночество – как будто она одна во всей Вселенной. И режиссер сразу показывает нам этот космос. Попробуйте представить себе подобное чувство – это невозможно, невыносимо. Для меня это ключ к пониманию фильма. «Нимфоманка» – про страшное одиночество и пустоту, которая окружает ребенка. Эта пустота возникла оттого, что она с самого начала была не нужна матери, не могла получить ее любовь. Их отношения нарушены. И это очень серьезная травма. Вся ее повышенная возбудимость, эротизированность – это лишь попытка заполнить эту пустоту. Попытка как-то ощутить себя живой.

Но разве отец не может заменить ребенку мать, хотя бы частично?

Да, в этой ситуации отец должен был бы стать для девочки не только отцом, но и матерью. Он должен был не только возбуждать в ней какие-то женские желания, но и должен был бы согревать, заботиться, проявлять нежность. Но он эту роль выполнить не смог.

Но ведь он достаточно нежен по отношению к своей дочери – вспомните сцену, когда они лежат на траве в тени деревьев и в очередной раз разговаривают о «черных пальчиках» ясеней.

Его внутренняя мать должна была бы успокоить его мужское внимание к дочери, но этого все-таки не происходит. Для него отношения с дочерью – совсем немного! – заменяют его отношения с женой, которыми он абсолютно не удовлетворен. Да, дочери он этого не показывает, но, видимо бессознательно, свое желание он переносит с жены на дочь. Это выражено только в его улыбке.И вот дальше Джо пытается заполнить свое космическое одиночество фантазиями об отце и бессчетными сексуальными контактами. Иначе она не способна чувствовать себя живой. Помните, она говорит: «Мне всегда закат кажется недостаточно ярким». Она из тех, у кого чувства недостаточно ярки, ей нужны другие источники жизни. Для нее каждый половой акт – способ выживания в этой холодной Вселенной.

Почему бы ей не вступить в постоянные отношения? Тогда мужчина всегда будет рядом…

Она боится отношений, разрушает их сразу. Секс и отношения для нее несовместимы. Здесь мы добрались, наконец, до истории с Джеромом (его играет Шайа ЛаБаф), ее первым сексуальным партнером. Встречая его через несколько лет после первого (весьма садистического) контакта, она сразу же отказывается от секса с ним – именно потому, что чувствует к нему любовь и хочет с ним отношений. Довольно странно: она влюбляется в мужчину, который доставил ей садистические переживания. Джо акцентирует внимание на руках Джерома: она влюбляется в него отчасти потому, что его руки напоминает ей руки отца. Возможно, в ее отце (напомню, он – врач) тоже скрыто какое-то садистическое начало, которое мы пока не видели.

Что происходит потом? Что-то мешает героине установить реальные близкие отношения с Джеромом.

Влюбившись в него, она перестает заниматься сексом и с другими мужчинами. Она начинает ходить по лесу и сочиняет ему любовное письмо. Но проблема в том, что в этот момент она (бессознательно) любит не реального мужчину, Джерома, а своего отца, которого в нем узнает. (Лес, деревья – это символ ее глубинных отношений с отцом, это место их интимной связи.) Когда Джо узнает, что Джером уехал с другой женщиной, а значит, ей не принадлежит, героиня снова попадает в ситуацию детства, когда отец дал ей понять, что принадлежит ее матери.

Кстати, та холодная и строгая секретарша, с которой уехал Джером, очень похожа на ее мать.

Да-да, а сам Джером похож чем-то на ее отца, вы заметили? И вот, снова чувствуя пустоту, Джо хватается, как за спасательный круг, за свои сексуальные упражнения и ведет себя теперь уже гораздо агрессивнее.Следующий ключевой момент – она едет в поезде, мастурбирует и пытается собрать в голове образ Джерома из черт, напоминающих его в других мужчинах. Но сложить этот пазл она не может, потому что собирает не образ Джерома, а образ отца. Где-то по ходу фильма она произносит примерно такую фразу: «На самом деле смысл не в том, что я занималась сексом со множеством мужчин. За всеми ними стоял один-единственный мужчина, с которым я хотела бы заниматься сексом». Она не говорит здесь ничего про отца, но совершенно ясно, что имеется в виду именно он. По сути, за этим собиранием пазла скрывается ее бессознательное желание собрать образ отца и обрести с ним любовные отношения. Внутренне Джо убеждена, что только это спасет ее от одиночества и пустоты.

А дальше этот пазл «реинкарнируется» в три мелодии из фуги Баха. Три разные мелодии, три типа сексуальных связей. Первый тип – олицетворение нежности и заботы, второй – животной страсти. Третий, центральный, – романтической любви. Казалось бы, в момент сексуальных отношений с Джеромом пазл внезапно собирается, три мелодии превращаются в одну – полифоническая музыка любви зазвучала. Но магнитофон щелкает, кассета обрывается, музыка прекращается, а Джо перестает чувствовать.

Почему?

Прежде ее знание того, что за каждым мужчиной стоит отец, было далеко от осознания. А в момент, когда пазл собрался, искомый отцовский образ был обретен, Джером исчез, и она на мгновение пережила фантазийную сексуальную связь с отцом так, как если бы это случилось в реальности. Ясно, что она не успела ни осознать, ни понять этого. Мгновенно сработала защита — она перестала что-либо чувствовать и к Джерому, и к двум другим заместителям отца (нежному и страстному). Но главное – она перестала чувствовать себя. Ее тело стало бесчувственным, чтобы больше уже не было возможности провалиться в воображаемый инцест. Но бессознательное знание о якобы совершенном инцесте осталось, и вместе с ним начнет расти чувство греховности и страшной вины. Неслучайно эта фуга Баха посвящена Иисусу Христу. Когда любовь к идеальному образу отца-божества соединяется с сексом, жизнь становится адом.

Ваше предположение, как будут развиваться события во второй части?

Я убежден, что Джо снова будет способна чувствовать только благодаря Селигману. Но до встречи с ним она не сможет не только испытывать оргазм, но и просто получать удовольствие от секса с мужчиной. Сексуальность как единственная сила, с помощью которой она пыталась раньше заполнить пустоту внутри себя, смешается с необходимостью самонаказания за воображаемый инцестуозный грех. Джо не сможет прекратить интенсивные сексуальные отношения, так как в противном случае она окажется одна в бесконечной Вселенной. Теперь эти отношения приобретут все более усиливающийся садомазохистский характер. Однако в них все меньше и меньше будет сексуальности как силы Жизни, а все больше самонаказания – влечения к Смерти. Она будет дальше не стремиться жить, а только выживать или, точнее, – постепенно умирать. По-видимому, где-то в предпоследней точке на этом пути ее и встретит Селигман.

В чем все-таки заключается его роль?

Он ведет себя как настоящий психотерапевт, а кроме того, играет роль отца и матери для героини. Он такой же природный и страстный человек, как ее отец, он способен видеть и принимать в ней сексуальную женщину, без чрезмерного возбуждения и желания поймать ее на свой крючок (он рыбак). Хотя и у него появляется на мгновение едва заметная первертная улыбка, проскальзывает извращенная сексуальная фантазия о Джо. Но он способен успокоить себя. Он не соблазняет, не возбуждает, а успокаивает ее и себя самого. Селигману в этом помогает его способность слушать (а не только рассказывать, как отец Джо), поддерживать, заботиться, кормить — способность осуществлять не только отцовские, но и материнские функции в отношении Джо (и самого себя). Именно это не смог сделать ее отец. Селигман дает героине почувствовать, что возможна другая жизнь, что есть выход. Аналогиями секса с рыбалкой он подчеркивает естественность сексуальности и женственности, за которые необязательно чувствовать вину.Селигман берет на себя функцию принимающих ее женственность и сексуальность отца и матери, но при этом сохраняющих границы. Селигман показывает ей не только мир природы и нарциссической красоты (ясень – самое прекрасное создание), но открывает мир других людей, мир культуры, который она не знает. Показывая, что она не одна в этом мире, распахивает дверь в мир других отношений, свободных от гнета вины и необходимости искать наказание, чтобы почувствовать себя живой. Сможет ли он освободить ее от бессознательной убежденности, что она занималась сексом с отцом? Поможет ли он героине обрести свое «Я»? Скоро увидим.