Травма
Вообще, по следам громкого судебного процесса над католическим священником Бернаром Прейна из Лиона, открывшегося три года назад, Озон хотел сделать документальный фильм. Но «ультракатолический», по его словам, Лион не торопился дать разрешение на съемки, а тема церковной педофилии все еще слишком болезненна. К тому же режиссер ощутил, что двигаться нужно дальше фактов — вглубь драмы тех 70 мальчиков, в сексуальном насилии над которыми был обвинен Прейна. Вглубь травмы взрослых людей.
И он сделал игровой фильм о трех мужчинах, которые через 30 лет после случившегося с ними разрушили заговор молчания.
Вина
Праведный католик Александр, жовиальный агностик Франсуа и сломленный Эмманюэль сталкиваются с тем, что никто не хочет ворошить прошлое. Церковные иерархи бормочут об исключительной доброте насильника, юристы говорят о прошедшем сроке давности по преступлениям падре Бернара, родители героев — что пора забыть случившееся треть века назад, братья, семьи — об их, черт возьми, запредельном эгоизме. Ведь они теперь лишают их общее существование хрупкого баланса...
Так новая реальность, созданная отчаянным моральным квестом героев, выводит их на следующий уровень — когда приходится осознать свою вину за многолетнее молчание.
Свобода
Озон тут ставит провокативный эксперимент — демонстрируя нам в лице Прейна не чудовище, а затравленного старика. Так — чувственно-безжалостно — он выходит на обобщение куда более масштабное. И дело оказывается даже не в самом злодеянии, не в покрывающих насильника инстанциях, даже не в том, что пережили жертвы.
Дело в том, что выше всего этого, — в личной ценности, которая не до конца осознавалась жертвами, зажатыми канонами условноcтей благообразно-буржуазной среды. И в праве человека открыто рассказать об ужасном, не стесняясь потревожить чью-то дремлющую совесть. Да, дело в свободе слова.
Режиссер Франсуа Озон
Ему 51 год, из которых 30 он режиссер и сценарист. Интересный мужчина, пересмешник и трагик, человековед и циник. В его послужном списке 41 фильм, каждый из которых вызывал жаркие дискуссии.
И неизменно в центре его картин — тайна порока, болезненное воспоминание, пугающее отклонение от нормы.
