Она изменяет нас, действительно делает лучше. В жизни бывают сцены, которые нас возбуждают (как, например, битва, столкновение, схватка борющихся тел), но высшее состояние красоты – это все же гармония. Я говорю здесь об этической стороне прекрасного – той, что помогает человеку сохранить достоинство, великодушие и благородство. Эти качества позволяют нам выходить за пределы ограниченного бытия, преодолевать боль, чтобы достичь гармонии. Красота преображает нас, выводя за рамки обыденного, позволяя увидеть окружающие предметы такими, какими они были в начале времен – так, будто мы видим их впервые.
Выйдя на улицу, вы вдруг замечаете дерево в цвету... и вселенная предстает перед вами такой, словно она только что возникла. Только красота способна подарить нам эту очарованность и потрясение первого взгляда на мир».
«Обладающий живым восприятием человек неизменно бывает взволнован и даже потрясен красотой окружающей нас вселенной. На протяжении всей моей жизни меня неотступно преследует эта тема. Возможно, потому, что начиная с детства, с возраста 7–8 лет, я каждое лето жил на горе Лу, а это, по общему мнению, одно из самых живописных мест Китая.
Представьте себе небольшую горную цепь, протянувшуюся вдоль берегов реки Янцзы и нависающую над окрестными озерами. Повсюду взору открываются буйство растительности и фантастические выступы скал. Но особое очарование этой картине придает пар, поднимающийся от озер и реки и создающий пелену тумана. Кое-где она разрывается, и в этих просветах вам открывается таинственная и чарующая красота горы Лу. Игра света и тени, постоянное колебание между видимым и невидимым создают непередаваемые впечатления. Добавьте к этому музыку горных ручьев, сбегающих вниз каскадами, и… вид молодых европейских девушек в купальниках. Можете себе представить, какое впечатление это производило в 1930-е годы на маленького китайца: я был сражен наповал подобным сопряжением красоты мира, природы и человеческого тела».
«Может ли вдохновлять красота, в основе которой не лежит добро? Нет, она безобразна. Красота, которая служит смерти, одушевляется внутренним уродством. И, наоборот, любое лицо в своей доброте прекрасно. Попробуйте понаблюдать в метро. Приглядитесь к самым обычным лицам, и вы увидите: если на них лежит печать простоты и смирения, они красивы. Не могу не процитировать знаменитого «философа жизни» Анри Бергсона (Henri Bergson): «Высшее проявление красоты – это благодать, но в слове «благодать» заложено понятие блага, добра. Добро – это щедрость бесконечной самоотдачи. Так что в слове «благодать» соединяются красота и добро».
В китайском языке есть иероглиф «хао», состоящий из двух элементов, обозначающих женщину и ребенка; вместе эти элементы означают одновременно красоту и доброту. Что может быть прекраснее и лучше, чем отношение матери к ребенку? В заключение добавлю, что доброта – своего рода гарант истинных достоинств красоты. И что доброта высвечивает красоту и делает ее желанной».
«Женщины напрасно думают, что их красота – это имущество, которое надо беречь, как они берегли бы, к примеру, имеющуюся у них медаль. Более того, поскольку каждый человек уникален, всякая красота неповторима; никаких канонов красоты на самом деле не существует. Канон красоты возник в древнегреческой культуре в ту пору, когда греческая скульптура погрязла в академизме. Между тем красота и очарование рождаются из своеобразия. Однообразие и унификация безобразны. На мой взгляд, один из самых прекрасных женских портретов – это портрет второй жены Рембрандта. Лицо этой полной и уже немолодой женщины покрыто морщинами, но ее глаза излучают удивительный свет понимания, доброты и согласия с бытием. Она состоялась в жизни, и весь ее вид говорит о внутреннем покое. Для меня она поистине является воплощением красоты».
«Мне было 8 лет, когда в 1937 году в Китае разгорелась война против японских оккупантов. В конце года в Нанкине началась ужасная бойня. Я видел тогда фотографии изуродованных людей… Я видел японских солдат, которые фотографировались рядом с изнасилованными ими женщинами, раздетыми, оскверненными, которых, судя по их позам, собирались убить. Чуть раньше наша тетя привезла нам, детям, репродукции из Лувра. Одна из картин – «Источник» Энгра – произвела на меня тогда самое сильное впечатление за все немногие годы моей жизни. В моем сознании образ этой нагой женщины навсегда наложился на изображения тех других женщин, опороченных, униженных и осужденных на смерть. С тех пор эти две темы – красоты и зла – не дают мне покоя. В тот момент я понял, что нельзя говорить о красоте, не думая о проблеме зла. И, наоборот, нельзя сосредоточивать себя исключительно на зле, надо видеть и другой край вселенной – красоту, которая оправдывает наше земное существование и благодаря которой стоит жить».
«Красота – это не просто сочетание внешних черт, но еще и желание красоты, порыв к прекрасному, то есть к полноте и гармонии существования рядом с другими людьми, также устремленными к красоте. Красоту человеку придает труд его души, который, если можно так выразиться, изнутри одухотворяет все его существо. Что же касается более или менее приятной или красивой внешности, то это только довесок.
Взгляните, к примеру, на Мону Лизу. Ее красота кроется в ее взгляде, в ее улыбке и, может быть, в голосе. Мы его не слышим, но ее губы позволяют ощутить, что эта женщина, сотканная из множества желаний и мечтаний, хочет что-то сказать».
