Это ироничное умозаключение Клаудии, одной из героинь фильма «Все, что мы хотим» (реж. Беатрис Меллер). Цитирую по памяти. Но за впечатление ручаюсь. В возрасте, когда нам кажется, что солидный отрезок уже позади и мы готовы его использовать как «меру всех вещей», – вдруг мы обнаруживаем, что ткань только разложена, есть рисунок, структура – но никакой подходящей выкройки. Опыт собственной мамы вовсе не убеждает.
Два года назад фестиваль нового немецкого кино, проходивший в Москве под девизом «Женщина в поиске», завершился показом документальной ленты берлинского режиссера Беатрис Меллер. Героини фильма – три молодые женщины, ровесницы автора картины, живут обычной жизнью современных европейцев. У каждой из них свое представление о счастье, о своей роли в этом мире и об образе жизни, который этому соответствует.
Беатрис на протяжении трех лет наблюдала за их судьбами, в которых – это самое важное! – не происходило ничего сверхъестественного. Еще год заняла работа над картиной, плюс вынужденные паузы – так что фильм вышел через пять лет после начала съемок. Теперь он объездил весь мир, хотя не претендовал на какое-то ментальное откровение. Обаяние персонажей, мастерский монтаж и харизматичность самой идеи обеспечили картине живой интерес самой разнообразной аудитории, не только женской.
После показа я спросила Беатрис – кредо какой из героинь лично ей ближе всего? Неудивительно, что ответить ей было сложно. В каждой модели есть очень привлекательные стороны. Кого из нас не соблазнит свобода? Вот, например, актриса по профессии – Мария-Сара. К тридцати годам меняла место жительства 29 раз! То она играет в театре в Нью Йорке, то она – официантка на Бали, то бегает на кастинги во Франции. Она в восторге от возможности вдруг и сразу все перевернуть, начать заново, как только жизнь принимается буксовать или просто становится скучной.
Круглые сутки с партнером под одной крышей – для нее страшный сон. Как можно вообще развиваться, когда ты все время должен оглядываться?
А кому бы не понравилось? Все дело в цене свободы – ни дома, ни ребенка, ни сбережений, ни надежного заработка такой сценарий не предполагает. Зато ничем и не связывает! Мы застаем Марию-Сару переезжающую из Берлина в Мюнхен, чтобы работать в консалтинговой компании. Она закидывает вещи в старенький «Трабан» и ауфидерезейн, Берлин! К слову сказать – это уже комментарий Беатрис – Мария продержалась в Мюнхене четыре месяца. Затосковала.
Мона родом из Палестины. Несмотря на восточные корни, она не видит смысла ни в браке, ни в совместной жизни вообще. И это еще мягко сказано. Круглые сутки с партнером под одной крышей – для нее страшный сон. Как можно вообще развиваться, когда ты все время должен оглядываться? Карьера, обеспечивающая эту свободу, – вот то, на чем стоит сосредоточиться. Проблемы со здоровьем пугают Мону не в связи с возможной бездетностью, а как помеха на пути к избранной цели.
Клаудиу, наоборот, не смущает непрочный быт и скромный заработок фрилансера. Она легко видит себя в паре. Все-таки в этом что-то есть – приходишь домой, а тебя кто-то ждет. Этот кто-то даже что-то готовит. Даже красит стены будущей детской. Наше знакомство началось с Клаудиой – редактором журнала, а расстаемся мы со счастливой мамочкой, прижимающей к груди новорожденную дочку.
Девушки снимают квартиры, переезжают, смотрят в монитор, смотрят в окно. У них есть любимые вещи, любимые занятия. Иногда в кадре появляются их мамы – и эти мамы неслучайны. Идея фильма пришла Беатрис как раз после ее бесед с собственной мамой. С мамой, перед которой была поставлена камера. Неожиданно перед камерой мама раскрылась, как никогда ни в одном разговоре ни до, ни после. А дочь объяснила самой себе многое, что оставалось непонятным. Была даже мысль включить эту находку в сценарий. Я и мама. Но потом Беатрис от этой идеи отказалась.
Зато появился повод сравнить не только девушек, но и поколения в деликатном ракурсе женских сомнений. Мы видим, как трогательно похожи эти дочки-матери. Не только лицами. Режиссеру удалось из нескольких реплик создать почти лабораторную картину по усвоению родительского опыта, в том числе и опыта страданий и потерь.
Эти диалоги – десятая часть сценария, но они важны как точки отсчета, а может быть, и как точки бифуркации – ведь наши биографии часто складываются не благодаря, а вопреки. Из сюжета сознательно редуцированы мужские персонажи. Исключение пришлось сделать для одного отца – он появляется в дверном проеме, чтобы сообщить, что раньше все было по-другому.
Женщины отвечают за свой выбор и никого в нем не винят – ни матерей, с которыми все непросто, ни мужчин, которых они отнюдь не избегают
После фильма, стоя перед аудиторией, Беатрис Меллер задала единственный вопрос залу. Интересовало ее вот что: есть ли в этих поисках что-то общее у русских и немецких женщин? Ответа она не получила. Зал минуту молчал. Потом встала девушка и… горячо поблагодарила режиссера.
Странно, подумала я. Нет, не благодарность – она вполне искренняя. А молчание. Ведь ответ – вот он, на поверхности. Да! Мы тоже мечемся, выбираем между семьей и карьерой, не соглашаемся с родителями и последнее время даже можем себе позволить менять жилье в зависимости от бюджета или карьеры. Но это на первый взгляд.
«Открутив» историю назад, я поняла – почему этот ответ не слетел ни с одного языка. Дело в том, что проблемы, которые приходится решать подругам Беатрис, не ввергают их в конфликт с этим миром. Женщины полностью и до конца отвечают за свой выбор и никого в нем не винят – ни матерей, с которыми очевидно все непросто, ни мужчин, которых они отнюдь не избегают, ни, боже упаси, страну, в которой они живут.
Главный вопрос для них – определиться с желанием. И эта уверенность, что все возможно, обеспечена у них не материальным вкладом и даже не качественным образованием – а изначальной внутренней свободой, которая в русском контексте все еще весьма условна. Стереотипы патриархального уклада, непременная фигура отца, определяющая жизненный сценарий, и общий, так и не восстановленный, демографический послевоенный перекос – все это до сих пор влияет на приоритеты русской женщины.
В современной же европейской культуре – моделей поведения столько, сколько характеров. И принятие этого, может быть, и есть наивысшая ценность цивилизации.
