Для чего нужны «маленькие радости»

Psychologies: Почему нам так нечасто удается испытать настоящее удовольствие?

Андрей Россохин: Это зависит от того, что мы понимаем под настоящим удовольствием: если это мечта о Нобелевской премии, то можно прожить всю жизнь, ощущая лишь разочарование. Во многом способность испытывать удовольствие связана с соотношением в каждом из нас фантазий и чувства реальности: сопоставляя, анализируя их, мы обретаем зрелость. Удовольствие от жизни становится частью нашего существования, таким же естественным, как и трудности.

Если же человек не желает взрослеть, то он будет не жить, а ждать «настоящего», всепоглощающего удовольствия. Такая позиция связана с бессознательным стремлением взрослого человека вернуться в свое самое раннее детство — в состояние младенческого всемогущества, когда все желания немедленно удовлетворялись матерью. Взрослея, мы с сожалением понимаем, что мир не вращается вокруг нас, мы смертны и не можем получить все, что мы захотим.

Это открытие помогает одним из нас двигаться вперед, а другим — продолжать жить в мире иллюзий, в бесконечной погоне за удовольствиями, как будто они могут подарить вечную жизнь и уберечь от смерти.

Доминик Миллер: Ничто в мире не способно доставлять нам удовольствие постоянно. И, чтобы вновь и вновь испытывать это чувство, нам приходится искать новые «объекты», способные нам понравиться, потому что в прежних мы уже успели разочароваться.

Торговые центры действуют как раз по такому принципу, в изобилии предлагая все новые объекты желаний. Предметы, которые мы покупаем, заполняют пустоту, необъяснимое чувство «нехватки чего-то», которое все мы испытываем, и притупляют в сознании вопросы о смысле нашего существования.

Получается, что культ потребления не так абсурден, как может показаться на первый взгляд?

Д. М.: Разумеется, в нем есть определенный смысл. Покупая маленькое красное платье, которое я видела в журнале, я дарю себе удовлетворение от возможности отождествить себя с моделью, на которой оно было надето. Я дарю себе не вещь, а образы: я чувствую себя красивее, стройнее, я мечтаю о страстном желании, которое увижу в глазах партнера. Без этих образов и мечтаний мое маленькое красное платье не представляет никакого интереса.

А. Р.: Умение получать удовольствие от мелочей — черта зрелого человека и признак мудрости. И наоборот, воспринимая новый галстук или туфли как ничтожную мелочь, человек лишает себя радости, которую эти вещи могли бы ему доставить.

Следуя логике «все или ничего», человек не может радоваться галстуку, так как страдает из-за того, что к нему не прилагается возможность чувствовать себя Джеймсом Бондом. Принять тот факт, что удовольствия могут быть разными: большими, маленькими, сильными и не очень, — значит обогатить свою жизнь новыми источниками радости.

И все же одни из нас воспринимают жизнь как череду удовольствий, а другие — как череду разочарований.

А. Р.: Часто это связано с первым разочарованием, с первой нехваткой — материнской любви. Потом, во взрослой жизни, человек постоянно ощущает, что ему все время чего-то не хватает: даже испытывая наслаждение, он чувствует недостаточность, будто внутри у него есть дыра, которую он хочет, но не может заполнить.

К разочарованию могут вести и различные драматические ситуации, например, когда из семьи уходит любимый отец. В этом случае может возникнуть и сохраниться ощущение, что всякая радость недолговечна. Будучи заранее уверенным в предстоящей боли, такой человек будет сразу же готовиться к худшему и неосознанно провоцировать его, предохраняя себя от удовольствий.

Д. М.: Проблема получения удовольствия от жизни связана и с глобальными вопросами, о которых мы размышляем время от времени: зачем мы живем на свете? Каждый из нас должен сам найти ответ на этот вопрос. Он может заключаться в том, чтобы участвовать в общественных движениях, думать, творить, помогать другим.

Кто-то умеет извлекать удовольствие даже из собственных несовершенств. Знаменитый дзюдоист Давид Дуйе в юности ненавидел свое тело, а один мой знакомый, страдающий астмой, стал певцом. А кто-то — и таких людей становится все больше — прибегает к радикальным средствам: наркотикам, алкоголю или экстремальным видам спорта. Но радикальные решения чреваты разочарованием...

С чем связана наша потребность в острых ощущениях?

Д. М.: Она перекликается с характерным для нашего времени стремлением постоянно «получать все больше», в том числе больше эмоций, больше ощущений… Мы живем в обществе, где существует культ излишеств. Даже такие простые радости, как, например, вкусная еда, сегодня часто превращаются в обжорство.

Бесполезно предлагать поклоннику рафтинга катание на лодке по озеру: ему очень быстро станет скучно. Он нуждается в сильных ощущениях, потому что только они позволяют ему почувствовать себя самим собой. До недавнего времени психоаналитики имели дело в основном с пациентами, у которых в жизни всего было «слишком мало».

Пациенты нового поколения, наоборот, имеют «слишком много»: в погоне за острыми ощущениями они хотят жить сверх своих возможностей, и психических, и физических.

А. Р.: Мне кажется, что общество здесь ни при чем — с нами происходят те же вещи, что и во времена язычества, в Средневековье или в эпоху Возрождения, они просто выглядят по-иному.

В любом обществе ребенок, у которого нет внутреннего образа сильного отца, может ощущать себя продолжением, частью матери. Мать для него — это синоним жизни, и ему кажется, что он может стать свободным и самостоятельным, лишь оказавшись на грани смерти. Экстремальный спорт часто питается такими иллюзиями и поддерживает их.

Можно ли сказать, что эгоизм помогает утолить жажду удовольствий?

А. Р.: Эгоизм и альтруизм — это крайности, и, хотя альтруизм социально более приемлем, с точки зрения развития личности они идентичны. Взросление ведет к тому, что человек учится не впадать в крайности, а развиваться в пространстве между ними. Тогда ему доставляет удовольствие и «получать», и «отдавать».

За отказ от младенческого рая, где было безграничное счастье, но не было выбора, он получает ограничения взрослого человека, но вместе с ними — свободу выбора и способность испытывать весь спектр человеческих удовольствий.