Несколько недель подряд 36-летняя Марина плакала по ночам в ванной, уткнувшись лицом в полотенце, чтобы приглушить рыдания. «Я не хотела беспокоить мужа и тревожить нашу семилетнюю дочку, которая тоже очень горевала, когда умер ее дядя», — рассказывает она. Марина потеряла обожаемого старшего брата: два года назад он погиб в автомобильной аварии. Больше полугода она старалась не дать страданию захватить себя целиком, скрывала свою боль от других.
Она продолжает: «Вскоре после гибели брата мой начальник из самых лучших побуждений предложил: «Не стесняйтесь, возьмите отпуск, чтобы отдохнуть, восстановиться». И тогда я вдруг ощутила, какая огромная пропасть отделяет тех, кто лишился любимого человека, от всех остальных. Горе не болезнь, от него нельзя вылечиться, как от простуды, нельзя отдохнуть».
Рано или поздно каждому из нас приходится утешать и поддерживать горюющих людей и горевать самим, теряя близких. «Поэтому так важно понимать, как человек, опустошенный утратой, вновь наполняет жизнь смыслом, — подчеркивает психотерапевт Федор Василюк. — Как, уверенный в том, что навсегда лишился радости жить, он восстанавливает душевное равновесие, ощущает краски и вкус жизни»1.
Не торопить себя
Русская культура диктует сдержанность в поведении и не одобряет проявления сильных чувств. Поэтому так трудно плакать и даже вспоминать о том, кто был нам дорог, в присутствии других людей. А они часто не знают, как реагировать, чувствуют себя беспомощными. И горюющему неловко из-за того, что он невольно ставит их в такое положение. Он старается как можно скорее «взять себя в руки», чтобы не создавать неудобств и не напоминать окружающим о том, о чем говорить не принято — о смерти.
«Однако «горевание — это длительный процесс, — подчеркивает телесноориентированный психотерапевт Владимир Баскаков. — И ускорить его невозможно: такие попытки приводят лишь к тому, что человек истощается, лишается сил. Горе надо прожить шаг за шагом. Когда ребенок рождается, родные сначала считают недели, месяцы, потом начинают отмечать годовщины — нечто похожее происходит, когда мы кого-то теряем».
Федор Василюк уточняет: «Время наибольших страданий и острой душевной боли длится примерно 6–7 недель с момента трагического события. И только затем человек начинает постепенно возвращаться к жизни. Годовщина смерти — последняя дата в этом ряду. Возможно, неслучайно большинство религий отводят на траур один год».
Между жизнью и смертью
Когда мы кого-то любим, между нами возникает особый контакт, мы душевно, а часто и физически следуем за тем, кто нам дорог. «И если этот человек умирает, тот, кто остался, может невольно расценивать свою жизнь как предательство, — объясняет Владимир Баскаков. — Ведь он «должен» был последовать за умершим, как следовал за ним при жизни». Об этом говорит 46-летняя Мария, которая двенадцать лет назад потеряла трехмесячного ребенка: «В день похорон я физически ощутила, как что-то вытягивается у меня из живота и уходит вслед за сыном. Потом я еще несколько месяцев жила как зомби, меня больше не было в этой жизни».
Запирая свою боль, человек застывает, становится неживым. Тот, кто выражает ее, оживает, чувствует
Потеряв близкого, многие оказываются словно между жизнью и смертью. Шок и оцепенение — первую реакцию на потерю — сменяет нереалистичное стремление вернуть умершего и невозможность признать: то, что произошло, случилось навсегда. Федор Василюк так описывает состояние острого горя: «человек психологически отсутствует в настоящем, он не слышит, не чувствует, не включается в настоящее, оно как бы проходит мимо него, в то время как он сам пребывает где-то в другом пространстве и времени… Он бы мог ответить соболезнующим ему по поводу того, что умершего нет с ним: это меня нет с вами, я там, точнее здесь, c ним».
Работа горя состоит в том, чтобы суметь разъединить свою судьбу и судьбу ушедшего, выстроить с ним новые отношения. «Пережить этот момент и вернуться к жизни не значит бросить или забыть того, кого мы потеряли, — объясняет психоаналитик Мари-Фредерик Баке, вице-президент французского Общества танатологии. — Это значит отвести ему в себе новое место таким образом, чтобы можно было и дальше жить, любить и действовать».
Выразить скорбь
Пережив близкого, человек еще продолжает испытывать к нему те же чувства, что и при жизни. А они часто неоднозначны: к любви примешиваются обиды, разочарование. Нередко горюющий упрекает себя в том, что недостаточно любил или оберегал ушедшего. «Силой своего горя он словно «добирает» недостаточную силу своей любви», — продолжает Владимир Баскаков. В то же время он может чувствовать гнев, бессознательно обвиняя дорогого человека в том, что тот покинул его. Важно разрешить себе прожить все эти чувства, говорить о них, вспоминать, плакать.
«Запирая свою боль, человек застывает, становится неживым, — подчеркивает психотерапевт. — Тот, кто выражает ее, оживает, чувствует. Как полный вдох можно сделать, только закончив выдох, так и новые отношения могут начаться только после того, как горе будет прожито до конца. Человек должен догоревать, чтобы вернуться к жизни».
В традиционных культурах плакальщицы исполняли плачи и причитания, помогая горюющим проявить свои чувства. В западной культуре друг друга поддерживают близкие и друзья: «Погладить, прижать к себе, обнять, просто прикоснуться — это способ помочь человеку ощутить свое тело, — говорит Владимир Баскаков. — Это важно, потому что в горе ощущение себя теряется, а прикосновения возвращают к телу, к себе, к жизни». Психотерапевт добавляет, что предлагать свое участие имеет смысл, даже когда переживший утрату резко отвергает это предложение: «тем самым он обращает на себя внимание, и скорее всего за этим стоит просьба о помощи.
Иногда важно просто быть рядом, присутствовать. Не мельтешить, может быть заняться своими делами в соседней комнате — но чтобы человек знал: если ему станет тяжело и захочется, чтобы кто-то обнял его, то у него будет такая возможность». Если тот, кто рядом, чувствует, что он неспособен на это, можно посоветовать переживающему утрату встретиться с психологом или психотерапевтом.
Помнить и любить
Федор Василюк, психотерапевт
Как психотерапевту, мне однажды пришлось работать с молодым отцом, который потерял дочь во время землетрясения в Армении. Когда наша беседа подходила к концу, я попросил его прикрыть глаза, вообразить перед собой мольберт с белым листом бумаги и подождать, пока на нем появится какой-то образ. Возник образ дома и погребального камня с зажженной свечой. Вместе мы начинаем дорисовывать мысленную картину, и за домом появились горы, синее небо и яркое солнце. Я прошу сосредоточиться на солнце, рассмотреть, как падают его лучи.
И вот в вызванной воображением картине один из лучей солнца соединяется с пламенем погребальной свечи: символ умершей дочери соединяется с символом вечности. Теперь нужно найти средство отстраниться от этих образов. Таким средством служит рама, в которую отец мысленно помещает образ. Рама деревянная. Живой образ окончательно становится картиной памяти, и я прошу отца сжать эту воображаемую картину руками, присвоить, вобрать в себя и поместить ее в свое сердце. Образ умершей дочери становится памятью — единственным средством примирить прошлое с настоящим
Сотворить память
Горе — сугубо человеческое переживание. «Хоронить — следовательно, быть человеком, — подчеркивает Федор Василюк. — Но хоронить — это не отбрасывать, а прятать и сохранять. Человеческое горе не деструктивно (забыть, оторвать, отделиться), а конструктивно: оно призвано не разбрасывать, а собирать, не уничтожать, а творить — творить память». Память вначале проявляется как ощущение присутствия ушедшего близкого: звонок в дверь заставляет подумать на миг, что это он, или послышится его голос, или на улице вдруг покажется: впереди мелькнуло его пальто!
Затем она приходит в виде сцен из прошлого — и это причиняет сильную боль. Но, как ни парадоксально, эту боль вызывает сам горюющий: не умерший уходит от нас, но мы сами отрываемся от него или отталкиваем его от себя. Этот разрыв заставляет нас страдать. Но «это и боль рождения нового», считает психотерапевт: в нас постепенно рождается новый образ любимого, мы освобождаем его от прагматики отношений, требований и желаний, которые прежде испытывали по отношению к нему. Этот образ приобретает другую ценность и новые, символические значения: например, он может стать для нас олицетворением доброты и нежности.
Но здесь мало что и скажешь, и лучший подарок, который они могут ему сделать, — это выслушать
Вместе с тем рождается и наше новое «Я», способное продолжать жить, вместив в себя этот трагический опыт. Мари-Фредерик Баке отмечает, что в это время «близкие люди, родные или друзья часто избегают переживающего горе, потому что не знают, что ему сказать. Но здесь мало что и скажешь, и лучший подарок, который они могут ему сделать, — это выслушать. И избегать житейских советов, потому что он их все равно не слышит или, что еще хуже, воспринимает их как отрицание своего горя».
38-летняя Оксана потеряла бабушку, которая воспитывала ее с трех лет. «Считая, что этим они мне помогают, мои друзья повторяли: «86 лет — это долгая жизнь, этого вполне достаточно, в этом возрасте умирать уже, в общем-то, нормально». Они не понимали, что вместе с ней умирало все мое детство, и меня совсем не утешало то, что она была уже старенькая. Только моя лучшая подруга это поняла. Она подарила мне флакон того одеколона, которым пользовалась бабушка, и написала прекрасное письмо о «вечном присутствии рядом».
Пять стадий горя
Американский психотерапевт Элизабет Кюблер-Росс (Elisabeth Kubler-Ross, 1926–2004) всю жизнь помогала умирающим и их близким. Она первой заметила и описала пять стадий, через которые проходит человек, узнав о своем смертельном диагнозе. Потерявший кого-то из близких также проходит эти стадии2.
- ОТРИЦАНИЕ: «Это неправда, это просто невозможно!» Человек не в состоянии поверить в реальность произошедшего.
- ГНЕВ: «Почему именно он? Это несправедливо!» На этой стадии возникает раздражение, неприязнь к окружающим, злость на тех, кто сообщил печальное известие.
- ТОРГ: «Я (не) буду делать то-то и то-то, только пусть он будет жив!» Появляется иррациональное желание вернуться в прежнее состояние, когда все было хорошо, и заключить задним числом сделку с судьбой или с высшими силами.
- ДЕПРЕССИЯ: «Все потеряно, больше ничто не имеет значения». Отчаяние и ужас, утрата интереса к жизни.
- ПРИНЯТИЕ: «Я понимаю и принимаю то, что это так». Ощущение умиротворения. Именно в этот период можно переоценить жизнь и найти в ней новый смысл.
Переживание этих стадий иногда может происходить в другом порядке. Также возможно, что будут пережиты лишь некоторые из них (например, гнев, депрессия и принятие). Нередко бывает и так, что человек, уже миновав какую-то стадию, вдруг на какое-то время снова возвращается в нее. От индивидуальных особенностей зависит, насколько сильным, глубоким и долгим будет переживание горя.
Об этом
Зигмунд Фрейд «Печаль и меланхолия» в сборнике «Интерес к психоанализу». Шок утраты, потеря интереса к внешнему миру и невозможность любить и действовать... Воспроизведет ли «Я» переживающего утрату судьбу предмета любви, «потерянного» в смерти, или же оборвет эту связь и снова включится в жизнь? В своей знаменитой статье Зигмунд Фрейд подробно описывает длительный процесс, в результате которого боль утраты постепенно ослабевает (Попурри, 2009).
1 Ф. Василюк «Пережить горе» в книге «Психология мотивации и эмоций» (АСТ, Астрель, 2009).
2 Э. Кюблер-Росс «О жизни после смерти» (Весь, 2010).
