Он говорит, у него есть особый талант. И имеет в виду вовсе не тот, актерский, перевоплощенческий, который сразу приходит на ум. Он говорит о таланте чувствовать боль. Не физическую. А ту, которая мучительнее физической, — ощущение глубокой трагичности априорно конечного человеческого существования, боль духа, чувство неизбежности финала. Этот талант заставлял его избегать легковесности и отказаться от роли в «И целого мира мало» (это 19-й фильм бондианы). Он отказался и от предложения сыграть в «Особом мнении» у самого Стивена Спилберга — с формулировкой: «Не представляю себя носящимся по крышам». Тот же талант привел его к роли обреченного поэта Аренаса в «Пока не наступит ночь», умирающего и борющегося за будущее своих детей мелкого дилера в «Бьютифул», полного паралитика, настаивающего на своем праве на добровольный уход из жизни, в «Море внутри», убийцы с глазами, полными смерти, в «Старикам тут не место»…
Но ничто в человеке, который расслаб-ленно сидит напротив меня в кресле в роскошно-барочном сьюте мадридского отеля Ritz, вроде бы не говорит об этом таланте. Кроме одного — он значителен. Он велик. Он занимает много места. Велик — вовсе не в переносном смысле: Бардем — человек могучей комплекции и немаленького роста. Но места он занимает много не только физически — даже барочные излишества интерьера не могут отвлечь от него ваш взгляд. Будто он занимает много места в этом мире, будто он действительно много здесь значит. Будто это и правда неправильно — отвлекаться на мелочи от кого-то столь значительного. Но у него тихий хрипловатый баритон, хотя ждешь громогласности. У него мягкие манеры большого человека, вроде бы боящегося ненароком зашибить кого похрупче. И грустная, очень грустная улыбка.
Боль
Psychologies: Одни журналисты называют вас воплощением мужественности, другие отмечают вашу склонность к ипохондрии, привычку подозревать у себя разные болезни. Не странный ли контраст?
Хавьер Бардем: А мне всегда странно, что люди вот так, прежде всего, акцентируют внимание на… экстерьере.
«В ЛЮБОМ, ДАЖЕ САМОМ ОБЫЧНОМ ЧЕЛОВЕКЕ ЕСТЬ СИЛЫ, ЧТОБЫ ПРОЙТИ ЧЕРЕЗ ВСЕ, ПРЕОДОЛЕТЬ СУДЬБУ»
То есть вы не ощущаете себя сильным мужчиной?
Х. Б.: Я родился в конце 60-х, в такое время, когда эти традиционные определения — мужчина, женщина — начали утрачивать устойчивость. И как-то во мне никто специально не воспитывал мужчину. Наоборот, меня воспитывали так, что скрывать свои чувства нездорово, что мечтателем быть не стыдно, что все эти «по-мужски» и «настоящая женщина» — пшик, предрассудок. И я так и не ценю этого «настоящего мужчину» — ярлык, который на меня наклеили. Во мне есть и мужское, и женское, у меня есть мужские ценности и женские. Сильный мужчина — это кто? Тот, кто скрывает боль?
Но это стереотип!
Х. Б.: Вот именно. А я не скрываю и не считаю. И даже пытался анализировать: почему, собственно, я жду то рака, то рассеянного склероза, то еще чего-то… И пришел к выводу, что по большому счету это естественно. Боль — часть жизни. Неотторжимая ее часть. Даже, можно сказать, главная. Ведь все, что мы приобретаем, — повод для боли, для страха потерять. Дети, любовь, роль –все. Сама жизнь не исключение. Мне страшно потерять очень многое. Но нельзя распространять пусть и вполне оправданные страхи по всему, что есть в жизни, это надо сдерживать.
Вы так говорите о боли, что возникает чувство, будто она вам... нравится. Откуда в вас эта черта?
Х. Б.: Подозреваю, это генетически-профессиональное. Я ведь актер, наверное, в 20-м поколении. Мама, отец, дяди, тети, дедушки и бабушки, все мои предки были актерами. Мы были актерами во времена, когда таких, как мы, хоронили за кладбищенской оградой, вне освященной земли, потому что считали извращенцами и еретиками. Или хуже — претендующими на роль Бога, демиурга, потому что мы создаем еще один мир, параллельный созданному Богом. Видимо, присущее актеру чувство некоторой неприкаянности и определенного отсутствия каких-либо жизненных гарантий наложилось на некоторые черты личности… Мне, возможно, не надо было становиться актером, не та у меня натура, чтобы от этого дела не загреметь в невротики.
В созвездии
В криминально-психологическом триллере «Советник» у Хавьера Бардема острохарактерная роль. Разумеется, интересен фильм не только этим: «Советник» снят одним из выдающихся режиссеров современности — Ридли Скоттом, по сценарию классика современной литературы Кормака Маккарти, автора «Кровавого меридиана» и «Старикам тут не место». Рекордна и звездность актерского состава: кроме Хавьера Бардема в фильме снялись Майкл Фассбендер, Пенелопа Крус, Брэд Питт, Кэмерон Диас, Джон Легуизамо.
В прокате с 14 ноября.
Сила
Вы хотите сказать, что все-таки считаете себя невротиком? Глядя на вас, такого не скажешь.
Х. Б.: Это потому что… понимаете, есть невроз, а есть трагедия. Я обуздываю невроз, потому что знаю о трагическом. Вот… Хорошо, пример из фильма. «Бьютифул». Человек обнаруживает, что смертельно болен, что жить ему осталось недолго. При этом двое его маленьких детей останутся полными сиротами — их мать полубезумная, психотичка. Кроме того, он разговаривает с мертвыми и сам оказывается вовлечен в убийство 25 нелегальных иммигрантов, в том числе детей. Но отчаянно в оставшееся ему время жизни старается обеспечить будущее своих близких. Хоть как-то. Разве можно смотреть такой фильм? Как его смотреть? Как это даже чисто зрительски пережить? Но в обычном, нормальном человеке есть силы — и есть силы выйти с этого фильма даже лучшим человеком. Потому что это не драма. Это трагедия в самом классическом, древнегреческом смысле. Где боги, рок вступают на территорию людей и демонстрируют, насколько они, люди, слабы — посылая им испытания такими бедствиями, которые человек не может контролировать, которым он даже соответствовать не может. Но он обязан пройти через все эти испытания, преодолеть судьбу. Чтобы осознать, что он все же слишком слаб, чтобы смотреть в лицо богам. В «Бьютифул» нет богов, есть смерть. Она появляется перед героем и говорит: вот тебе 3 месяца, за это время ты должен осознать, кто ты. Она ставит перед ним зеркало. Чтобы он смог найти в себе силы простить себя и других, сказать «простите» тем, кому причинил боль, страдания. И оставить своим детям куда более важное наследство, чем деньги: понимание того, насколько важна забота о других, о тех, кого ты любишь, кому чем-то обязан. Осознав, какова может быть трагедия, вы, я зритель должны из зала бежать домой обнимать близких. Я не шучу. У меня есть и личный опыт. Мне было 6 лет, когда умер Франко и закончилась диктатура. Я застал фашизм в его самом бытовом, ежедневном виде. В виде страха, который сопровождал моих близких каждый день и каждую ночь. Мой дядя, актер и режиссер, провел несколько лет в тюрьме за антифашистскую деятельность. Я помню, как я маленький за руку иду с мамой по улице, а ей вслед кричат гадости какие-то уроды в форме — охранка науськивала своих рядовых травить инакомыслящих. И мы ускоряем шаг и переходим в страхе на бег… Я думаю, если мы осознаем подлинные человеческие трагедии — это будет конец наших неврозов. Мы перестанем бояться своих страхов.
Вы упомянули античных богов… Бог что-то значит для вас? Все-таки вы родились в глубоко религиозной стране…
Х. Б.: Да, и даже получил вполне традиционное для испанца своего поколения воспитание, вполне католическое. Но я глубоко неверующий человек. И даже шучу на эту тему: я не верю в Бога, я верю в Аль Пачино. Не в озарение и творение, а в мастерство, ремесло, если хотите.
Однажды в Испании
Хавьер Анхель Энфинас Бардем родился 1 марта 1969 года на Канарских островах в семье актрисы Пилар Бардем и бизнесмена Хосе Карлоса Энфинаса. Отец оставил семью (кроме Хавьера было двое старших детей), когда мальчику не исполнилось и года. До 20 лет Хавьер готовился к профессии художника, не исключал возможности карьеры игрока регби, но роль в фильме «Хамон, хамон» Бигаса Луны сделала его звездой в Испании и открыла путь к карьере актерской. Сейчас на счету Бардема более 50 киноролей, «Оскар», четыре номинации на «Золотой глобус», актерские призы фестивалей в Каннах и Венеции и персональная звезда на голливудской Алее славы. В 2010 году Бардем женится — на коллеге и соотечественнице Пенелопе Крус, которая была его партнершей в фильме «Хамон, хамон». Свою признательность автору этого фильма Бигасу Луне пара выразила своеобразно — назвав Луной своего второго ребенка, девочку, родившуюся в июле этого года. Несмотря на востребованность в США, Бардем и Крус живут в Мадриде.
Чутье
Мастерство лично для вас — это...
Х. Б.: Вопрос опыта. Когда я стал актером — а стал я им, потому что ничего другого рядом с детства не видел, — я не мог и шагу сделать, не посоветовавшись с мамой. И она давала мне советы, пока однажды не поняла, что это не путь. И сказала: «Доверяй своему нюху. Чужое знание — чужое. Узнавай свое». Это и вообще стало моим лозунгом: доверяй своему чутью. Позже мама подсказала мне и другой личный лозунг. Когда я начал страдать от критики. Она сказала: «Актерское дело, это очень просто: получилось — здорово, провал — бывает. Надо просто работать». Я никогда и не называю свою работу творчеством. Это работа, и все.
Работая, вы преодолеваете и главный актерский страх — что откажут, не оценят, не примут?
Х. Б.: Да ведь это не актерский, а вполне обычный человеческий страх: мы же все хотим, чтобы нас принимали и никогда-никогда нам не отказывали. Сегодня я могу сказать, что актерский опыт уже научил меня относиться к этому легче. Хотя еще лет 10 назад я ждал звонков с замиранием сердца: а что если следующей роли не будет… Мама годами ждала хоть какой-то работы в театре, в кино и, чтобы было чем нас кормить — меня, старших сестру и брата — мыла подъезды, сидела с чужими детьми. Для нас с сестрой это был «страх черного телефона» — страх, что никто маме не позвонит. Ну, у нас дома был такой черный телефон, допотопный, с диском. И в детстве мы все знали, что его подолгу нельзя занимать, потому что маме в этот момент могут позвонить и предложить работу. Черный телефон редко звонил. Потом я стал актером, и он опять слишком редко звонил — уже для меня. Но однажды он зазвонил, я бросился к нему и… с изумлением обнаружил: аппарат ярко-розовый! Это сестра в ярости от всех наших фамильно-профессиональных переживаний встала в 5 утра и покрасила его автокраской! Конечно, она не поборола причину моих переживаний, но все-таки что-то сделала с моим отношением к ним.
Смелость
Дома, в Испании, вы — значительная фигура в общественном смысле. Выходили на демонстрации против действий правительства в условиях кризиса. Вас объявили чуть ли не врагом государства, когда закрыли один из двух ваших семейных ресторанов из-за постоянных потерь в связи с массовой безработицей, в которой, как вы публично заявили, правительство на самом деле заинтересовано. Актеры обычно избегают споров с правительствами своих стран. Откуда ваша решимость?
Х. Б.: Знаете, мы с Пен (актриса Пенелопа Крус — жена Бардема. — Прим. ред.) продали наш дом в Лос-Анджелесе. Потому что там, конечно, хороший дом, но там — не наш дом. Мы испанцы и хотим ими оставаться. Хотим, чтобы наши дети росли и жили в Испании. Этим все сказано. Это моя страна. У нас принято говорить прямо, что думаешь. Правительство же наше явно нуждается в том, чтобы люди говорили ему правду. Каждый четвертый взрослый и 56% людей, которым от 18 до 25 лет, у нас безработные. Этим тоже все сказано.
Счастье
Вы охотно говорите о матери и сестре, но никогда — о других женщинах вашей жизни. И о них почти ничего публике не известно. Разве только то, что вы счастливо женаты на женщине, с которой были до брака близко знакомы 20 лет…
Х. Б.: Да, я никогда об этом не говорю. И с вами, разумеется, не буду.
Но почему?
Х. Б.: Если человек добровольно сделал такой выбор — быть с тобой, — то это счастье. Так что считайте, что причина — опять страх. Страх сглазить свое счастье.
